Антон Шиханов - Мимикрия

Лифт не шел. Хоть было и нестерпимо лень, он решил подняться по лестнице. Лестница выходила своими пролетами на окна, которые были мутными от засохшей грязи, но даже сквозь них просвечивалось безбрежное небо и величественное солнце. Совершенно забыв, зачем он пришел сюда и зачем простоял несколько минут в ожидании лифта, Густав вприпрыжку спустился вниз, толкнул ногой стеклянную дверь, хлопнув ею на прощанье. Достав из кармана ключи, Густав отстегнул свой велосипед от металлической решетки, сел на него и, маневрируя между припаркованными машинами, сквозь дворы поехал. Куда? Сказать он этого не мог, так как не знал… пошел дождь, ниспадая виноградными гроздьями прямо на его непокрытую голову, за спиной оставалась постройка из бетона и кирпича, по которой бегал тихоходный лифт; но вдруг он понял, что не в лифте дело! То здание, в которое он пришел, и было лифтом, а люди, бегающие по нему – его составные – шестеренки.

Брызги разлетались из-под колес велосипеда, снег таял на глазах…

Непонятно как, но это событие развернуло его вспять, и Амир вдруг понял, что надо что-то менять. И что он ненавидит людей. Не всех, но многих.

Москва, 2008 год. Прошло почти двадцать лет, как он закончил институт, и покинул Москву. Наездами он бывал в ней, но не надолго. Приезжал по делам, которые периодически встречались у него в столице России. Сам он обосновался на Кубе: уж больно та напоминала ему Советский Союз, который, в принципе, ему даже нравился.

Ему нравились лозунги, развешанные в Гаване, напоминавшие о минувшей революции: «Революция – это скромность». «Это – дисциплина». «Это – постоянная борьба». Идея революционной деятельности ему вообще нравилась, вот только понимал он ее по своему, извращенно. Когда в его голове начиналась песчаная буря, или ураган, или торнадо – называйте это как хотите, он просил своего соседа, счастливого владельца Лады тридцатилетней выдержки, чтобы тот отвез его в аэропорт. По дороге они, конечно же, подсаживали людей, так как любой человек, владеющий автомобилем, обязательно должен был подвезти любого желающего. Это – закон революции. Неповиновение – не предусмотрено.

В этот раз, сидя в самолете, он еще отчетливо не знал, что будет делать в Москве. Планов на этот счет у него не было. Когда миловидная стюардесса попросила всех пристегнуть ремни, представила пилотов самолета и, рассказав, на какой высоте будет проходить полет, Густав, закрыв глаза, представил такую картину: белоснежная металлическая птица, искрясь и сияя на солнце, разрезая своими могучими стальными крыльями облака, вдруг резко изменив курс, накренилась вниз. Резкое ускорение, минуты свободного полета, удар об землю – непосредственная доставка в огненный ад.

– Хочу в ад.

– Простите? – спросил сосед.

– Ничего. Я просто сказал, что хочу в ад. И причем как можно быстрей.

Пассажир недоверчиво приблизился к Густаву, понюхал его, но, не учуяв запаха алкоголя, с негодованием отвернулся к иллюминатору.

Густав сложил руки за головой, мечтательно посмотрел на потолок и прошептал:

– В ад!

Шереметьево – как с ним много связано, перелеты из различных стран в Столицу Его Молодости… Густав прыгающей походкой вышел на улицу, багажа у него не было, если не брать в расчет небольшую сумку, которая была перекинута через плечо.

– Такси? – подскочил молодой парень к нему.

– Подожди, – практически без акцента ответил ему Густав. – Подожди чуть-чуть.

Он достал из кармана модный iPhone, погладил сенсорный дисплей, выцепил из телефонной книги нужный номер, набрал:

– Але, Миша? Это Густав. Я в Москве, дружище. Ага. Ну конечно. Ты сегодня до скольких? Понятно. А завтра с утра прямо на работу? М-да… А я не надолго приехал… Заскакивать? Да ну, не удобно… Все равно еще не женился? Ну тогда, по холостяцки… Да. Хорошо, буду ждать тебя у подъезда.

Он спрятал телефон в карман, повернулся к таксисту:

– Ну, где ваш драндулет? Пойдемте.

– Вон, за углом, – весело воскликнул молодой таксист. – Вы, верно, иностранец?

– С чего вы взяли?

– Хоть у вас и нет акцента, но вот что-то есть в вас, простите, нерусское.

– Вы нацизмом, случаем, не страдаете?

– Нет, с чего вы взяли?

– Просто. Если бы вы, молодой человек, жили в другое время, совсем еще недавнее, я бы вам сказал словами Феликса Дзержинского: «То, что у Вас пока нет судимости, не Ваша заслуга, а наша недоработка».

Парень засопел, открыл машину, жестом пригласил садиться, сказал:

– Называйте адрес.

– Мосфильмовская, 13.

Мотор глухо заурчал, перед капотом мелькнула швабра шлагбаума, и желтая Волга выехала с территории Аэропорта.

– Да, молодой человек, по дороге заедем в какой-нибудь магазин. Седьмой Континент, или что-нибудь в этом духе.

– Как будет угодно. Время простоя оплачивается также, как если я еду.

– Ну, разумеется. Будьте спокойны, и счастливы.

– Я счастлив.

– Да? А что вам надо для счастья?

– Денег.

– И много?

– Чтобы купить квартиру, дачу и собственную машину.

– Низменное у вас устройство, молодой человек. Как сказал тот же Феликс Эдмундович, «Счастье – это не жизнь без забот и печалей, счастье – это состояние души».

– Что вы тут всё умничаете?

– Не умничаю я. Вы просто не умеете слушать. Вот, включите радио. – Густав потянулся рукой к магнитоле, повернул ручку. Заиграло:

– Empty spaces, what are we living for?

Густав приглушил магнитолу.

– Слышали?

– Что? – не понял водитель.

– Empty spaces, what are we living for? Песня Queen. Английский знаете?

– В школе проходил.

– Ну, так переведите.

– Зачем? Я слушаю музыку. Зачем мне слова?

– Вот. Поэтому вы всегда и будете неудачником. Вы низменный человек, пресмыкающееся. Фреди Меркьюри поет: «Пустота, зачем мы живем?» А дальше: «Покинутые места, знаем ли мы какой ценой?». Нужно уметь слушать. И думать. И чувствовать. И желать. Чего-то такого, что не связано с банальным бытом.

– И чего же вы желаете? – Таксиста и злил, и в то же время веселил этот чудаковатый пассажир.

– Я? Я хочу в ад – гордо сказал Густав.

Таксист резко затормозил и дернул головой.

– Что, магазин? – поглядел в окно Густав.

– Нет… но скоро будет, – проблеял таксист.

– Так что же вы тормозите? Я не вижу здесь светофора.

– Давайте послушаем радио.

– Давайте.

– Если вы позволите, то радио Классик.

– Ага, потому что там все без слов? – с ехидцей заметил пассажир.

Несколько минут они не разговаривали. Таксист следил за дорогой, а Густав что-то бормотал, постукивая себя по коленке. Когда таксист прислушался, он обомлел: его пассажир напевал, со змеиной улыбкой: «О, ад. Нет места, прекрасней»…

– Кстати, как и заказывали, Седьмой Континент.