Александр Булахов - Молчание. Ужас тишины

– Осторожно, эта гадость на коже оставляет ожоги. Вот, посмотри, какой у меня волдырь на пальце, – Николаев показал указательный палец левой руки.

– Впечатляет, – кивнул головой Магамединов и стал водить рукой на небольшом расстоянии от ледяной корки, – от этой корочки реально исходит холод, я его чувствую на расстоянии, – сделал своё первое заключение Максим Викторович, достал шариковую ручку и попробовал разломать ледяную пластинку, но у него ничего из этого не вышло.

– Смеёшься, что ли? Мы совковой лопатой скребли, и у нас ничего не вышло, а ты ручкой хочешь.

Магамединов наклонил обогреватель и прислонил его к ледяной корке. Что-то резко шикнуло в ответ, и ледяная корка увеличилась в два раза. Максим Викторович убрал обогреватель от стены и обернулся, чтобы высказать Николаеву кое-какие соображения. Но вместо Павла Петровича увидел невысокую сгорбленную девушку в чёрном платье с вороном на плече. Он рефлекторно отскочил от неё вбок на полметра, а она, смущённо улыбнувшись, заговорила неприятным прокуренным голосом:

– Кто-то стёр тебя из списка смертей. Видимо, у тебя появился сильный покровитель, определи его и наладь с ним связь.

Магамединов протянул руку, схватил девушку за платье и потянул её на себя. Ворон вспорхнул с её плеча и полетел к выходу из палаты.

– Кто ты такая? – спросил Максим Викторович.

– Я не такая, я такой. Что за шутки у тебя, Максим?

Заведующий терапевтическим отделением увидел, что держит не девушку за платье, а своего друга за лацкан пиджака.

– Бредятина какая-то! – изумленно пробормотал Магамединов.

– И я о том же, – согласился с ним Николаев.

Лифт остановился на втором этаже восьмиэтажного здания больницы. Из него в вестибюль терапии вышла Аллочка, старшая медсестра этого отделения, с разрисованной папкой «Дело» в руках, повернула в левое крыло и медленно зашагала по длинному коридору. Одна её походка чего стоила! Стройные, загорелые ноги, плотненькие полумесяцы её ягодиц сводили мужчин с ума. Они сразу же оборачивались, когда она проходила мимо них.

Аллочка прошла мимо своего кабинета и постучалась в каморку Погодина.

– Минуточку! Подождите, сейчас открою! – раздался из-за двери взволнованный голос Петра Алексеевича.

– Петя, это я, – громко, никого не стесняясь, произнесла старшая медсестра.

– Иду-иду, Аллочка! – крикнул Погодин.

Раздался скрежет ключа, и в проём дверей выглянул Погодин.

– Ты одна? – спросил он.

Аллочка легонько толкнула Погодина в каморку, и он отступил на шаг назад. Аллочка вошла вслед за ним в небольшую комнату без окон с письменным столом и большой длинной кроватью.

– Нет… Я взяла пару подружек, чтобы нам с тобой было веселей.

Аллочка закрыла за собой двери и кинула разрисованную папку на табуретку, стоящую в углу. Погодин грустно посмотрел на то, как обращаются с его творениями и спросил:

– Ну как, прочитала? Интересно хоть было?

– Петенька, не всё сразу, – расстегнула верхние пуговицы белого халата Аллочка.

– Ох! Опять наше общение начинается с секса, – мучительно вздохнул Погодин. – А поговорить?

– Нет, дорогой, со мной этот номер не пройдёт! – прошептала возбуждающим голосом Аллочка.

Груша и Василий зашли в столовую – просторную комнату, в которой в два ряда стояли столы. Один ряд располагался у окна, другой – у стены. Несколько столов было занято обедающими больными.

Груша и Василий стали с подносами в очередь возле раздаточного окошка. Груша косо посмотрел на Фёдора Ивановича, который весело, с хохотом, рассказывал что-то женщине, сидящей напротив него.

– Слушай, Васька, а наш старикан, ну, Фёдор Иванович, странный всё же, да? – тихо заговорил Груша. – Что-то мне в нём не нравится, но что – понять не могу. – Да ему сто лет в обед, сам подумай. Склероз, маразм, все дела, – ответил в своей манере Вася.

– Ага. Ишь, как ржёт, – стоял на своём Груша. – В его возрасте люди стараются лишний раз не волноваться… А он… Нет, ты погляди, он к ней подкатывает, что ли? Во даёт!

Василий посмотрел на Фёдора Ивановича. Старик вырисовывал рукой какие-то зигзаги в воздухе, а женщина смеялась и с восторгом смотрела на него.

– Ай! Не говори глупости, – не согласился с доводами Груши Вася. – Люди разные бывают, а этот Фёдор Иванович просто великолепный рассказчик. Фантазия бьёт из него ключом, и он выплёскивает её наружу.

– Согласен, рассказчик он неплохой, – вздохнул Виталик.

Перед Василием стоял толстый мужик, трико на его заднице висело так, что была видна её половина. Василий уставился на эту страшную волосатую задницу и несколько мгновений смотрел на неё, затем отвернулся и шепнул на ухо Груше:

– Груша, глянь, у мужика между булок газета торчит!

– Фу, козлина!!! – округлил глаза Груша. – Сам смотри!!!

Василий не удержался и громко захохотал. Груша улыбнулся, посмотрел по сторонам, затем на волосатую задницу и начал тоже хохотать, из его глаз потекли слёзы.

– Что случилось? Что с тобой? – не переставая смеяться, спросил Грушу Василий.

– Ничего-ничего, – хохотал Груша и никак не мог успокоиться. – Я попрошу, чтоб он тебе эту газетку дал почитать…

– Спасибо, но не надо! – замотал головой Вася. – Я газеты не читаю…

Толстый мужчина с полным подносом отошёл от раздаточного окошка. Василий просунул лицо в окошко и улыбнулся поварихе-раздатчице:

– Мне два вторых… Супа не надо. И мяса положите побольше.

– И черпаком по голове, если хочешь, я добавлю, – шутливо замахнулась на него черпаком повариха. – Чтоб не совал её куда не надо.

Тем временем Груша кинул взгляд на удаляющегося с полным подносом толстого мужика, а затем на Фёдора Ивановича. Тот эмоционально жестикулировал руками и вдруг задел пустую тарелку – та полетела со стола. Фёдор Иванович, продолжая жестикулировать левой рукой, правой ногой легонько подбил вверх тарелку, та изменила направление полёта и полетела вверх. Фёдор Иванович правой рукой схватил её и поставил обратно на край стола. И, как ни в чём, ни бывало, продолжил рассказ. Женщина добродушно улыбалась и кивала головой, слушая его. Она ничего не заметила.

Василий с полным подносом в руках двинулся к свободному столу. Из раздаточного окошка выглянула повариха-раздатчица:

– Эй, молодой человек, ты чего там зазевался. А ну-ка кончай мух считать, бери суп и второе, и не задерживай других.

– Извините, – повернулся к ней с открытым ртом Груша.

Погодин добросовестно отработал то, чего от него так хотела Аллочка. И теперь они вдвоём лежали на его любимой кровати, прикрывшись одеялом.

– Блин, я так спать хочу, – зевнула Аллочка.

– Так спи себе спокойно. Кто тебя здесь искать будет? – прошептал Пётр Алексеевич и поцеловал Аллочку в щёчку.