Юлия Скуркис - Хомотрофы

Так и в Полиуретане я приобрел одного за другим новых приятелей. Это были делопроизводители, клерки, начальники бюро, иногда замы начальников отделов. Вот категории работников, которые могли подавать мне руку. Начальники отделов и выше – никогда: исключено. Для них я был неприкасаемым. Они могли позволить себе лишь бросить, не глядя: «Отнесешь в канцелярию!», «Положишь на стол!»

Я увидел ее, когда принес почту в финотдел. Еще в коридоре понял, что это Вырлова. Замдиректора шла легкой походкой в сопровождении свиты. Такие люди, как она, не ходят по коридору в одиночку. Я как раз отворил дверь в ее приемную, и вдруг раздались эти решительные шаги.

Повернувшись, я так и застыл вполоборота.

Это была интересная сорокалетняя блондинка.

Я замешкался и даже на миг растерялся: как поступить правильнее – войти и поздороваться в приемной или отойти назад и пропустить ее?

Она шла прямо на меня, и при каждом ее шаге завитки белоснежных волос слегка пружинили. На ее лице было мягкое, умиротворенное выражение. Неужели эта дама с модельной внешностью тоже способна закатывать глаза и, дрожа от экстаза, пить чью-то энергию?

За ней, отстав на полшага, двигались, как два адъютанта, две хмурые женщины, пожилые брюнетки.

Мы встретились с Вырловой глазами. Это длилось несколько мгновений: она смотрела на меня, как порочная госпожа – смесь материнства и вожделения.

Затем взгляд соскользнул. Не вниз, не вверх и не в сторону, а туда, куда с портретов устремляют взгляды великие люди – в грандиозные планы.

Я все же отступил и зацепился папкой за дверной откос. Папка выскользнула у меня из рук, и я принялся поспешно собирать разлетевшиеся документы.

Замдиректора замедлила шаг, остановилась, насмешливо посмотрела на меня сверху вниз.

– Курьер, – сказала она необыкновенно мягким голосом, – надо лучше выполнять свою работу. За что я тебе плачу?

Она коротко улыбнулась, а женщины за ее спиной нахмурились еще больше.

Я подобрал бумаги и резко выпрямился. Теперь уже я смотрел на нее сверху.

Она не двигалась с места, наверное, ждала извинений или еще чего-нибудь. Может, хотела увидеть мое смущение. Но я молчал и внимательно рассматривал ее. Судя по тому, как напряглись за спиной замдиректора наперсницы, мое поведение было вопиюще неприличным. Я представил, как не спеша откидываю белокурые пряди с ее плеча, как обнажается шея. И, кажется, она это уловила.

– Идем, – негромко сказала Вырлова и шагнула в приемную.

Стуча каблуками, свита двинулась за ней.

Конечно, она не мне сказала «идем», а сопровождающим. Но все же произнесла это, глядя на меня, хотела увидеть мое замешательство. Я разгадал ее хитрость. Молча отдал бумаги секретарше и ушел.

И все-таки она меня зацепила. По сравнению с остальными замдиректора по финансовым вопросам казалась такой свободной, вольной поступать, как ей вздумается. Она могла позволить себе взять то, чего желала, и ни на кого не оглядываться. В ней не было этой всеобщей затравленности, что понятно, учитывая ее положение в корпорации. Но ведь подобных высот потому и достигают, что обладают качествами, которые выделяют из толпы. Вырлова – личность яркая, волевая, а что до стервозности – меня это всегда интриговало. К тому же, она чертовски красива.

Вечером пришлось задержаться и помочь деловоду канцелярии, тихой женщине: Доргомыз подкинул работу.

Маленькие боссы, чтобы выслужиться перед большими и показать свою занятость, нарочно накапливают задания и раздают их подчиненным в конце дня. Если не успеваешь окончить работу до пяти, то приходится ждать восьми, когда подают дополнительный автобус. Как правило, в него набивается человек семьдесят.

В автобусе было душно, и я вышел из него на первой же остановке, чтобы немного пройтись и подышать воздухом. Видимо, я выбрал неверное направление и оказался не на той улице. Мне пришлось возвращаться обратно, и я потерял много времени. Стало смеркаться.

На перекрестке, где я должен был повернуть, меня остановил женский крик. Я осмотрелся и заметил в шагах пятидесяти от меня три фигуры. Испытывая внутренние колебания, не спеша двинулся в их сторону.

Двое парней держали за руки невысокую девушку, прижав ее спиной к шиферному забору. Увидев меня, хулиганы замерли в ожидании.

– Помогите! – слабо крикнула девушка, и я ускорил шаг, на ходу глядя по сторонам в поисках какой-нибудь палки или камня. Но не заметил ничего подходящего для драки.

Что-то знакомое было в фигурах парней. Один был высоким, другой маленького роста. Приблизившись, я сразу узнал в них тех алкашей, которые цеплялись ко мне в тот злополучный день, когда я пришел в Полиуретан.

Наскоро прикинув план действий, я побежал к ним и схватил того, что поменьше, за шиворот. Хотел, как и в прошлый раз, отшвырнуть его в сторону. Рванул, но тот остался на месте. На этот раз он точно к земле прирос. Одежда его затрещала по швам, но сам он остался неподвижен, как будто весил целую тонну.

Я ударил его по руке, которой он держал девушку, и зашипел от боли. Не думал, что отобью себе кисть. Ощущение было такое, будто я опробовал силу на бронзовой статуе.

– Камикадза, – сказал он высоким, хриплым голосом и оскалился. В сумерках блеснули острые, как у хищника, зубы. – На этот раз ты от нас не уйдешь.

Я мельком взглянул на девушку и тут же узнал. Это была секретарша директора, та самая, что плакала в беседке.

– Отпустите ее! – заорал я.

Подскочив к долговязому, изо всех сил ударил его по лицу. Опять тот же эффект, но теперь, кажется, я их разозлил.

Грубо отпихнув девушку в сторону, менги (тот выкрик застрял в памяти) стали надвигаться на меня. В эту минуту я осознал неотвратимость гибели.

– Не прикасайтесь ко мне! Вы, чертовы твари! – крикнул я, сорвавшись на фальцет.

Меня захлестнул ужас. Я буквально захлебнулся в нем. Он сочился отовсюду: из меня самого, из девушки, из окружающего пространства и неумолимо нарастал, словно что-то его генерировало. Даже земля и асфальт источали видимые глазу тонкие струйки отвратительной субстанции. От этого сгущающегося запредельного страха я начал задыхаться.

– Уйдите… – не своим голосом простонал я, отступая. – Оставьте меня…

Нога попала в выбоину на асфальте, и я упал.

Менги нависли надо мной черными тенями. Это были уже не люди. Исполненные плотоядной злобы, они поочередно издавали зловещее рычание. В сумраке их глаза блестели желтоватыми огоньками, рты увеличились, обнажив клыки, и стали похожи на пасти ротвейлеров.

Я обессилел. Только руки еще немного слушались. Перебирая ими, я начал отползать назад, но вскоре упал на локти и, не в состоянии больше двигаться, оцепенел.