Мунё Мунё - Слышу

Охотник замер в дверях, улавливая вибрации вафельных стен: в комнате тетки кровать исходила ржавым плачем. Он осторожно пробрался мимо запертых в снах спален, стараясь не тревожить воздух, прошептал пароль и вошел в оранжерею.

Луна лежала на полу оконными дольками. Воздух спал, и в нем темной дырочкой молчал орган.

Охотник вскарабкался на стол и, справившись с волнением, вдавил наугад блестящие кнопки. Машинка хрюкнула, отбив на бледном листе бумаги:

«КД».

Этого он не ожидал. Поскреб бумагу ногтем, послюнявил – пятно не сходило. Он попробовал снова.

Орган заикнулся:

«>»

Откашлялся:

«пргшх»

Потом тонко завыл:

«еееееааааааииииооооо»

И вдруг замолчал, подавившись:

«_.»

Охотник ждал.

«Ой!» – позвала машинка.

И добавила: «Дк».

«Ой-дк», – повторила она настойчиво.

Он кивнул: «Ой-дк».

Конечно!

Он был так поражен, что вскрикнул, вспугнув тихую ночь. Двери хищно моргнули желтым глазом, поднялся ветер – прозевал. Он мигом слетел со стола, больно ударившись, и нырнул в раскрытые ворота.

«Ах ты паразит! – волновала воздух вслед за ним тетка. – Спать, недоделанный! Спать!»

Его спальня спешно захлопнулась, одеяло прикрыло забористый хохот, и все снова замолчало. Но уже совсем не было тоскливо.

За завтраком отец показал исчерниленный лист и сердито потряс пальцем. Охотник виновато опустил голову.

Где-то там, среди черных значков, пряталось его имя:

Ой-дк. Хлюп тонущего в молоке печенья.

Ой-дк. Всплеск осиного зуда под крышей погреба.

Ой-дк. Полет вишневой косточки в миску.

Ой-дк. Лопаются пузыри на мыльных руках.

Ой-дк. Маятный бег кресла с короткими, кривыми ногами.

Он рассмеялся, чуть не подавившись компотом.

– Что ты хохочешь, придурок? – тетка гневно тряхнула столовыми приборами. – Все ржет и ржет!

– Наталья, не выражайся.

Газетный лист взлетел над столом и утопил конец в соуснице. Бабушка солидарно трясла тонкой шеей, прикрыв птичьи глаза.

– Спать не дает.

– Не бесись.

– Идите вы…

Теткин стул натянулся и опустел.

Отец, перелистнув страницу, продолжил читать.

После завтрака бабушку отвезли дремать на веранду, а охотника оставили одного. «Тататааа, тататааа», – напевал он грустно в ожидании предстоящей казни.

«Та-та-та», – поднимается Ой-дк на свежий эшафот. Прощально дергает руками под тревожный гул толпы: «Таааааа, таааааа». Взлетает звонкой грозой кожаный ремень – и охотник сжимается в ожидании хлесткой боли… Будет ожог.

«На, – вернулся отец и поставил перед ним машинку. – Тебе нравится, да? Смотри…»

Он вставил лист бумаги, покрутил ручку, пока край не показался над клавишами.

«Это А», – пропечатал он пальцем, и запахло сырым тестом.

«Это О», – тяжело прогнулась теткина кровать.

«А это – пробел». Нетронутые простыни в комнате грусти.

Сухой пробел ему не понравился.

«Ну как? Интересно? Играй».

Помилование неожиданным вопросом повисло в воздухе. Толпа разочарованно поникла и расползлась по комнатам. Его похлопали по затылку оставили с машинкой вдвоем.

Они молча рассматривали друг друга.

– Ой-дк , – наконец представился он.

– Я знаю , – кивнул задиристо орган.

– Можно? – вежливо попросил Ой-дк.

– Пожалста , – тряхнул тот белой манишкой.

Охотник глубоко вздохнул и опустил руки на клавиши.

Гость прочистил горло, поплевав на лист чернилами, и неровно запел, постепенно набирая в голосе силу:

«прв..»

«првзкду.._»

«првзкдутфюм. яю»

Орган играл звуками-самоцветами, источая чудные ароматы ванили, клея и жженой резины, вареной сгущенки и свежеокрашенной веранды:

«\ё2жа95ро»

«\ё2жа95ро.\\па-=»

«\ё2жа95ро.\\па-=фыре54..1\,, (;»

– Как называется это? – срашивал Ой-дк, и машинка терпеливо, знак за знаком, объясняла, обогащая его коллекцию имен:

«апое)»

«апоещрлть)»

«апоещрлтьмадвхфхлв-ю\.поызк.. датп. Э \ахфьфтаФиееееооот.,Ёоо»

В столовую заглядывали любопытные лица, рты ухмылялись, но Ой-дк не обращал внимания. Некогда. Он самый богатый помилованный во всем королевстве безмолвных. У него во владении оказались поразительные звуки. Пронзительные, как семечки красного перца, «Та-та!». Однажды он надкусил такую перчину, и она обожгла ему рот, пока толпа топала от восхищения ногами.

Заразительные звуки, как безудержный грозовой смех от самых пяток.

Та-та!

Ой-дк схватил и повторил все, что услышал. Сверху и до самого донышка. Он устал, проголодался, но ему не терпелось поделиться кружившим голову открытием. Он сполз со стула и направился к отцу.

Отец качался в кресле, утопив взгляд в книге. Он погладил сына за ушами, поцеловал в макушку и продолжил читать мятый детектив. Кровь капала с бумажного корешка, растекаясь на полу чернильной лужей.

« Ну, что, – не сдавался Ой-дк. – Еще есть комнаты ».

Тетка, хрустнув кроватью, словно придавив ей ногу, прогнала, криво зевнув мутным блюдцем рта. Даже не взглянула на его музыку.

« Не удивительно », – отреагировал Ой-дк.

Он подсунул листки Потапу, и тот, стряхнув блох с хвоста, облизал ему руки. Принюхался, но ничего не понял. Глупый пес.

Без особой надежды Ой-дк показался в кухне. Вареные раки не двинулись с места. Кухарка похлопала влажной рукой по затылку и выгнала прочь.

« Вот те на , – расстроился Ой-дк. – Глухие, как пробки ».

Руки его опустились, и значки посыпались под ноги, обнажив нежность бумаги.

***

– Дело не безнадежно.

Доктор медицинских наук и большого ума человек сидел в удобном кресле напротив.

– Всегда есть надежда, что, возможно, он когда-нибудь заговорит, если у него появится слух.

Лакированный ботинок дергался в такт пишущей машинке, неустанно выбивавшей дробь где-то за стеной.

Отец мальчика, этот не по возрасту и уму одаренный деньгами фермер – одним словом, колхозник, грустил в своем нервозном кресле. Ритмичное покачивание утомляло, и доктор перевел взгляд на полки, уставленные китайским фарфором. «Хорошо живут», – подосадовал он, думая о том, что вкус этому фермеру, скорее всего, достался от покойной жены.

Они задумчиво помолчали, словно соглашаясь с тем, что оба коренным образом не согласны друг с другом. В натянутой тишине стук машинки звучал отчетливее, назойливее.

– Что это? – поинтересовался доктор, умно переводя разговор на другую тему.

– Азбука, – в первый раз за всю беседу улыбнулся хозяин. – Он учит буквы. Ему, кажется, очень нравится.

– Забавная музыка, – слегка поморщил нос доктор.

– Вы так считаете? – оживился фермер. – Я тоже улавливаю какую-то систематичность в этих звуках. Вам так не кажется? Некую образность.

– Может быть, может быть, – доктор сочувственно причмокнул, воздерживаясь от комментариев.