Кирилл Князев - Пьющие чудо

Мне доводилось стрелять по фрикам из рогатки. Бить зачарованными палками. Но чтобы так, убивать по-настоящему… ещё ни разу. И я, сказать честно, не уверен в успехе.

На спину врага сыплется ледяное крошево. Он медленно приподнимается, встаёт на колени. Взгляд жёлтых глаз, с прорезью вертикальных зрачков, останавливается на мне. Вытянутая звериная морда отражает всю гамму чувств, какую должен испытывать человек, послуживший чужаку спасательным батутом.

Этот фрик в компании явно за старшего. Поверх шкур натянут доспех из костяных пластин. Топор то ли медный, то ли железный – не разобрать. Опираясь на длинный обух, враг пытается встать. По тёмной коже, из крупной раны на голове, струится кровь.

Я оставляю нож на поясе, тянусь к рогатке, понимаю, что мгновения упущены. Сейчас зверочеловек бросится на меня, прижмёт к песку, голыми руками свернёт, как курёнку, шею.

В момент, когда враг уже поднялся на ноги, из дыры в стене вылетает новое тело. Данил всей немаленькой массой обрушивается на голову фрика. Следом летит Хомяк, за ним – Анна.

Ребята, изображая кучу-малу, весело смеются. Толкаются локтями, сучат ногами, пытаются встать. Я молча смотрю на эту картину, сжимая рогатку. Левая рука замерла на полдороге к заветному нагрудному кармашку.

Немыслимо. Невероятно.

Не в чужой храм пришли – на курорт!

Наконец, троица перестаёт брыкаться. Обводят взглядом пещеру. Смотрят то на меня, залитого собственной кровью, то на ледяные статуи.

– Ты прям, – изрекает Данил, – Джек-Потрошитель.

– П-придурки, – говорю, – под ноги смотрите, живо!

Ребята поспешно вскакивают. Дан носком сапога тычет фрика под рёбра. Этого не требуется: видно, что голова у бедолаги повёрнута под неестественным углом. Из пасти вывалился мясистый синеватый язык.

– Анька, – выдыхает Хомяк. – Диеты твои…

– Ч-что? – переспрашивает девушка, не в силах оторвать взгляда от распластанного тела.

– …не работают. Насмерть раздавила…

Анна некоторое время смотрит на труп. На красивом лице играют желваки. Резким движением она отвешивает брату звонкую затрещину.

– Петросян, – вздыхает Данил. – Евгений Ваганович, автограф дадите?..

– Цирк, – мрачно говорю я. – Как есть цирк. Вы на кой чёрт без сигнала полезли?

– Подумал, что ты вляпался, – отвечает Дан. – Этим приказал сидеть. Но где уж там…

Редко, очень редко непродуманные действия спасают операцию. Чаще – наоборот, срывают её в самом начале. Но нам патологически везёт.

Тишину пещеры нарушает надсадный треск. Мы поворачиваем голову к статуе, сжимающей в руке дубинку-морозилку. Погибшего фрика в ней не узнать. Осталась лишь форма, отдалённо напоминающая худую человеческую фигуру. И наплывы сосулек на руках, ногах, голове. Нить холода выпила из тела жидкость, обратила её в лёд. Почему – не знаю. Всё же Анна в деле канвианской пряжи новичок.

По всей статуе идёт сеть мелких трещин. Затем изваяние вздрагивает, и с оглушительным грохотом взрывается. Нас обдаёт градом из ледяных осколков.

– Мамочки, – шепчет Анна. Она брезгливо отряхивает себя. Губы дрожат.

Эх, довели девушку.

– Это я его так? – наконец спрашивает она.

– Нет, – ухмыляюсь. Общая волна безбашенного веселья коснулась и меня. – Это он сам себя так. Наверное, творческая натура. Неспокойная. Я ему: «дай стукну тебя Анькиной дубинкой». А он мне: «мсье, нет, что вы! Я сам». Вот и результат. Даже мораль есть: излишняя, и не к месту самодеятельность, ведёт к саморазрушению.

Данил смотрит на меня взглядом, полным укоризны:

– Фокси…

– Что? Автограф-сессия на выходе. Идём, впереди ещё много нового и увлекательного.

Бредём в полной темноте. Песок шуршит под ногами. Левой рукой держусь за стену, правая сжимает рогатку. Не знаю, насколько хорошо фрики видят в темноте… наверное, не многим лучше иллюзорщиков. Но всё равно жду, что сейчас в тело вопьётся что-то острое.

От этого не по себе.

И ведь не впервой. Много раз так было. Такой же холод, такие же своды. Те же зверолюди – этот вид фриков самый распространённый в Канве. Всё равно, привыкнуть не могу. Ни к оскаленным мордам – и меняют ведь люди нормальный человеческий облик на… такое! – ни к смерти, что за каждым углом.

Впереди брезжит свет. Слышу за спиной, что команда сбавляет шаг. Я, напротив, чуть присев, двигаюсь быстрее. В этот раз Дан арбалет не взял, так что мне сегодня бить из темноты. Сколько греха на душу…

Замираю на границе меж светом и тьмой. Щурясь, жду, пока глаза привыкнут к освещению. Впереди – тонкий мост, перекинутый через пропасть. На самом краю небольшой костерок. Дым стелется по каменному полу, ныряет, влекомый сквозняком, в темноту, вниз. Рядом с ним дежурит охранник. Молодой фрик опирается на длинное копьё с костяным наконечником. Ветерок, идущий из пропасти, играет перьями, укреплёнными на древке.

Охранник явно скучает. Застоялся. Сонным взглядом смотрит на стены. Затем поворачивается к тоннелю спиной, заглядывает в бездну.

Неосмотрительно!

Не зря Ницше говорил, что не стоит всматриваться в подобные вещи…

Подготовленный заранее снаряд ложится в «седло» рогатки. Резко натягиваю резинку, стреляю. Камушек, обёрнутый той же морозящей нитью, со щелчком бьёт фрика по затылку. Шанс, что единым касанием удастся заморозить противника, мал – на него я не рассчитываю. Рогатка у меня непростая, как у всех старателей, бьёт наповал.

Фрик нелепо вскидывает руки, копьё с деревянным стуком падает ему под ноги. Натягиваю резину ещё раз, чтобы наверняка, но этого не требуется: враг кулём падает за край пропасти.

Я замираю. Жду, что сейчас, с другого конца моста, подоспеет второй охранник. Но света впереди нет. Значит, нет и поста.

Тихонько шикаю, указывая группе, что путь свободен.

Не рискуя подходить к огню, жду, пока ребята подтянутся.

Ну, вот и все в сборе.

Носком ботинка сбрасываю в бездну осиротевшее копьё. Хотя нет, дно там всё-таки есть. До ушей, снизу, доносится едва слышный рокот подземной реки.

– Идём? – шёпотом спрашиваю Данила. – Чувствую, место совсем рядом!

– Идём, – кивает друг.

Почти на ощупь крадёмся по тонкому мостику. Темнота клубится под ногами, манит к себе. Удивительное дело: подошва ступает по гладкому. Ни одного камушка. Подметают они этот мост, что ли?

Наконец встаю на неровный, как на другой стороне, камень. Облегчённо выдыхаю. Далеко впереди виднеются отблески голубого пламени. Для ребят он невидим, для меня – даже слышим. Крупное, богатое месторождение Чуда!

Кошкой скольжу дальше. Вырубленные в породе ступеньки едва слышно постукивают под ногами. Святилище прикрыто тентом из оленьих шкур. Влекомый Чудом я, забыв об осторожности, отодвигаю его.