Кирилл Князев - Пьющие чудо

Кошусь на увлечённую Евгению. Свинчиваю металлическую пробку с горлышка. Бог в помощь, что называется. Всем хорошо. И мне неплохо.

– От бед и горьких побед, – говорю ставший родным тост. Других не признаю.

Краем стаканчика чокаюсь с бутылкой. По горлу льётся маслянистый огонь. Внутри медленно раскрывается тёплый цветок. Не к ночи помянутые беды отступают, оставляя лишь чуточку осадка. Сколько такой копоти на душе – не отскрести.

Зачем нужны были все старания? За что погибла та четвёрка фриков? Ради того, чтобы Данил вместе с награбленным золотом сгинул во тьме пропасти? Бред… люди гибнут за метал. И ведь гибнут взаправду. Не то, что мы.

Плескаю водки в стакан. Задумчиво смотрю на прозрачный напиток. Что-то я тороплюсь. Вроде некуда…

Замечаю на себе пристальный взгляд. Делаю непростительную глупость – поворачиваю голову. На меня внимательно смотрит одна из девушек. Поспешно встаёт, уходит на кухню. Через минуту возвращается с тарелкой. С одной стороны выложено тонко нарезанное сало, с другой – ржаной хлеб. На столешницу вслед закуске опускается банка с корнишонами.

Студентка подкатывает к столику компьютерное кресло – парни, возящиеся у древнего стационарного компьютера Жени послушно отодвигаются. Их спор становится слышен и мне.

– …семерину сюда? Тупень.

– А я тебе говорю, попробовать можно. Железо-то потянет.

– Ты на параметры глазами смотрел, или чем? Тока инсталлер оно потянет…

Незнакомка в свете торшера кажется симпатичной. Зелёные глаза, длинные русые волосы. Пренебрегает модными стрижками – гуманитарий, наверное. Ничего, наверстает.

Она молча берёт бутылку, наливает себе.

– Почему водка? – спрашивает. Голос у неё приятный. С лёгкой хрипотцой. – Шампунем и Беллой брезгуешь?

– Водка для души, – объясняю.

Стаканчики сталкиваются под мелодичный фолк.

– Душа болит? – спрашивает девушка, отставляя пустой стакан. Даже не поморщилась. «Добро» – как говорит Дан.

Киваю:

– Болит.

– Смыслишь, – изрекает собутыльница. – Ира. Пусть на завтра только голова будет больной.

– Фокс, – машинально отвечаю. Хмель ударил в голову. Не мудрено – после такой-то прогулки.

Ира удивлённо вскидывает брови:

– О как! Имя оттуда, откуда и тост?

Старательно делаю вид, что не понимаю, о чём она говорит.

– Это ведь иллюзорщиков присказка, – говорит она. Тянется куда-то за спину, достаёт ещё один стаканчик. Вместе с ним – пачку «Pall Mall». Чиркает зажигалкой, закуривает. Даёт прикурить и мне. Выпускаем дым в потолок, пепел стряхиваем на пластиковое донышко стаканчика.

Мне сегодня не хочется врать. Не хочется юлить, изворачиваться. Может быть, сказывается усталость. Или алкоголь. В конце концов, кто она такая? Не знает меня, я не знаю её. Почти инкогнито.

– Пусть тост, вместе со мной, будет частью мифологии.

Смеёмся.

– Что ж, герой сказаний. Полагаю, танцевать ты не станешь?

– Уволь.

– Я вернусь.

Задумчиво смотрю на танцующих. В голове – приятная пустота. Красивые движения понемногу оборачиваются мельтешением. Безумным цветным узором, какой, наверное, видят лишь стихийники.

Если крепко выпить, можно ненадолго уснуть. Некоторые этим пользуются, погружаясь в пучину хаоса. И этот путь, из множества других, не мой.

Но только не сегодня.

Ира выполняет обещание. Возвращается ко мне. Довольно улыбаясь, расстёгивает молнию толстовки. Ехидно щурясь, бросает кофточку на диван, к влюблённым. С внутренним удовлетворением отмечаю, что фигурой Бог девушку не обидел. Не худая, и полноты не видно. Так обычно бывает в двадцать лет. Счастливое время. Моё время.

– Убили? – спрашивает она.

– Самую малость.

– Интересная у вас жизнь. Как у агентов. Двойная.

Смеюсь. Да уж, верно подмечено. И кончаем, как они – плохо. Но, если посмотреть с другой стороны, Канва того стоит.

– А я гляжу – красивый вроде парень сидит. Романтично-грустный такой. Дай, думаю, подойду, познакомлюсь…

– Но вот незадача, объект интереса оказался иллюзорщиком, – заканчиваю за неё.

Ира качает головой:

– Разве ж это плохо?

– Это – не для каждого.

Зелёные глаза смеются. Серьёзно, по-взрослому. Мол, разве я похожа на тех, кто выбирает лёгкие пути? В хмельном уме рождается мысль: обычники так не смотрят. Пытаюсь найти в её правильном лице отметинку, хотя бы тень от Канвы. Не нахожу. Снова расслабляюсь.

– Не похожа, – вздыхаю.

– Мысли читаешь? – улыбается Ира. – Или скажешь, что витает в воздухе что-то такое… скажешь, как вот они.

Кивок в сторону развлекающихся ребят.

Пожимаю плечами: думай что хочешь, девочка. Только зря ты сейчас абстрагируешь себя от общества. На Земле мы все в одной лодке. Все равные.

Ты очень умная девушка, Ира. Наверняка талантливая. Сейчас надеваешь маску заражённого Канвой человека. Больного человека. Ради подвернувшегося случая примеряешь наши лохмотья. Только, к счастью, от иллюзорщика в тебе лишь паузы меж реплик.

Расслабленно откидываюсь на спинку кресла. До утра не почувствую давящую тяжесть жизни без сна. И сейчас думать в рамках персонажа с трагической судьбой не стану. Иди ты к чёрту, мир иллюзорный. Провались в ад, откуда выполз.

До утра.

– Давай считать, что это… как его, единение душ, – говорю. – Сплетение судеб и все дела.

– А давай! Я за тем и пришла…

Канва – не игрушка. Не развлечение для уставших мозгов. Это жизнь. Короткая, мимолётная. Но счастливая. Как иначе: занимаешься любимым делом, тебе за это платят деньги. Что ни день, то риск, новые впечатления. Сказка!

Канва не даёт выбора. Только его иллюзию. Она заманивает, предоставляет массу возможностей. С ходу заявляет: я – не Земля. У меня свои законы. Вот смотри, здесь и здесь мы отличаемся. Тут похожи. За тобой решение, остаться, или… сойти с ума. Не бывает нормальной жизни на два мира. Просто не может быть! Либо повредится рассудок, либо, если ты очень стойкий, в конце концов переманит к себе.

Итог один. Ты станешь фриком, абсолютником. Канва осуществит подмену. Одна жизнь на другую. Никакого бессмертия, потеря человеческого облика (ещё одна ирония Вселенной – нет человеку земному места в мире плетёном). Наша задача этот размен отсрочить.

Я знаю, что будущего у меня нет. Дома – точно. Там – может быть и есть что-то.

Поэтому живу одним днём, беру от жизни всё возможное. В разумных пределах. И голова от этого не болит.

Сейчас она раскалывается по иному поводу.

Открываю глаза. На лицо из окна падают лучи утреннего солнца. Обычная история, ничего нового. День мне, что ли, мстит за нелюбовь?

На груди посапывает Ира. Обвила руками шею. Замерла в позе «никуда не отпущу».

Хочешь не хочешь, а придётся. Скидываю одеяло, бережно перекладываю голову спящей на подушку. Пусть отдыхает. Пользуется бесценным даром – быть нормальным человеком. Бреду в ванную. Умываюсь холодной водой, привожу себя в порядок. Становится чуть легче.