Алексей Резник - Стеклянная любовь. Книга 2

Перед тем, как покинуть территорию Сказочного Городка, полковник остановился, оглянулся и долго смотрел на Чудовище-Елку, а именно – примерно на ее среднюю часть, не совсем понимая, что с ним только что произошло…

Облитая хрустальным сапфировым светом дорога, упруго покачивалась под ногами целой сотни поролоновых бесов, целеустремленно маршировавших к порогу Окна под командой Железного Корейца. Железный Кореец, занимавший когда-то пост бригадира среднего звена в криминальной группировке, обеспечивавшей безопасный сбыт контрабандных японских автомобилей с Сахалина на материк, двигался впереди колонны бесов на кроваво-красном спортивном «Ниссане» со скоростью пятнадцать километров в час. «Ниссан» представлял собой изящную обтекаемую капсулу с открытым верхом и великолепная девушка, сидевшая слева от Железного Корейца, казалась органически составной неотъемлемой частью великолепной автомашины. Неподвижность и царственная осанка золотоволосой спутницы невзрачного водителя, молча смотревшей прямо перед собой в открывавшиеся с каждым новым поворотом дороги изумительные лесные пейзажи, вполне могла натолкнуть на мысль, что это на увеселительную автопрогулку по празднично наряженному лесу в сопровождении любимого шофера-телохранителя и под охраной целого отряда свирепых и преданных бесов отправилась одна из Принцесс какого-нибудь могущественного Лесного Дома.

Но внешнее впечатление, как известно, часто бывает обманчиво и поэтому никто не мог сказать наверняка: кого из себя на самом деле представляли пассажиры красного игрушечного «Ниссана», тем более, что и сказать-то об этом было просто некому – бесы по-человечески разговаривать не умели. Ни слова не могли сказать и птицы – огромные мрачные чудовища, одна за другой бесшумно вылетавшие из темных и таинственных лесных глубин на неправдоподобно мощных крыльях. Они садились на ветви деревьев, с громким усталым вздохом складывали крылья и неподвижно замирали на толстых древесных ветвях, нависавших над самой дорогой. Ветви под тяжестью массивных птиц слегка провисали, и яркие причудливые плоды, буквально усыпавшие ветви, долго потом раскачивались, издавая нежный серебряный перезвон.

Огромные ярко-желтые глаза птиц не содержали в себе никакого выражения, кроме сонного равнодушия, но, тем не менее, некоторые из бесов поглядывали на молчаливых птиц с опаской. Принцесса, или кто там она была, не поворачивала в сторону крылатых монстров точеной головки, устремив сосредоточенный взгляд миндалевидных сапфировых глаз только вперед – в хвойную стену изгиба очередного поворота. Даже черный блестящий слон, чью ушастую голову постоянно тянули вниз тяжелые золотые бивни, вышедший на кромку дороги, привлеченный светом фар «Ниссана», не привлек внимания молчаливой гордой красавицы, хотя и злые, налитые темно-алой кровью глазки слона, впившиеся пристальным взглядом в пассажирку «Ниссана», едва не лопнули от недоброго удивления.

Девушку звали – Каламбина, но одной из ее постоянных душевных пыток являлись интенсивные и тщетные усилия вспомнить свое другое, скорее всего – настоящее имя. Хотелось вспомнить Каламбине кроме имени и многое другое, оставшееся за Окном, в чем она нисколько не сомневалась. Она отмечала свой первый Праздник в стране и еще не успела превратиться в Принцессу с куском горного хрусталя вместо сердца. Сейчас – накануне Праздника и в преддверии Окна, Каламбина вновь за много месяцев начала ощущать биение оживающего сердца и ток горячей крови по венам, чьи стенки становились с каждым километром, приближающим к Окну, мягче и эластичнее.

У нее даже начали чесаться глаза, но усилием воли, интуитивно предположив, что открытое проявление подобной слабости потенциально может оказаться опасным, Каламбина подавила желание расплакаться, и подозрительно покосившийся на девушку Железный Кореец ничего не заметил.

А к дороге из леса нетвердой походкой вышел старинный враг черного блестящего слона: высокий красный трехгорбый верблюд с выпученными, как у рака, белыми мутными глазами и облезлой от старости шкурой. Верблюда страшно мутило: не так давно он по ошибке обглодал целую полянку ядовитого желтого мха, по причине слабости зрения приняв его за целебный голубой лишайник. Ощерив крупные черно-оранжевые зубы и обнажив воспаленные десны, шумно втянув резиновыми ноздрями напоенный хвойным ароматом воздух, верблюд смачно сморкнулся прямо на середину блестевшей сапфировым глянцем дорогу. Но легче ему, против ожидания, не стало. Вновь втянув резиновыми ноздрями свежий лесной воздух, красный облезлый верблюд почуял специфический ненавистный запах черного блестящего слона, и еще раз брезгливо чихнув на дорогу, отвратительное животное повернулось и торопливо заковыляло обратно в лесную чащу. Его характерный силуэт, хаотично шатавшийся между стволов деревьев, успел заметить Железный Кореец, как раз вывернувший свой «Ниссан» из-за очередного поворота. Правая рука Корейца инстинктивно дернулась к верному «маузеру», висевшему на левом боку, в подплечной кобуре.

– В чем дело, Мойкер? – вильнувший в сторону «Ниссан» заставил Каламбину выйти из состояния царственного величия и лениво поинтересоваться у водителя о причине проявления обычно несвойственной ему нервозности.

– Бильдюг!

– Кто??

– Бильдюг – Вшивый Верблюд. Кто встречает его на Дороге к Окну, как правило, скоро погибает нехорошей смертью – есть такое распространенное суеверие. А еще раньше я заметил Ораджалинка – большого черного слона из рода слонов-убийц. Лично мне это все очень не нравится накануне Вылазки – чересчур дурные приметы. Про машкодронов я молчу, – Мойкер кивнул в сторону сидевших на ветвях вдоль дороги желтоглазых птиц-гигантов. – Они обязательные спутники экспедиций, хотя никто до сих пор точно не знает причин подобной обязательности. Никто еще не открыл их гнездовий, и никто не узнал – чем они питаются. Даже – следопыты.

– Долго еще ехать, Мойкер?

– С полчаса.

– Скажи, Мойкер – ты же не первый раз совершаешь Вылазку?

– Восемнадцатый.

– И ты ни разу не пытался остаться?

– А мне там негде оставаться и незачем. Да и я в принципе не могу там остаться, так же, как и никто изо всех нас.

– Я попытаюсь.

– Не вздумай!

Каламбина криво и печально усмехнулась, в прекрасных глазах ее мелькнуло настоящее человеческое отчаяние. Она бросила короткий взгляд на угрюмых, внешне ко всему апатичных машкодронов и сказала своему спутнику:

– Как все здесь ужасно – в этом проклятом стеклянном аду! Птицы, слоны, верблюды, бесы – все, как на подбор, удивительно мерзки…