Ярослав Веров - Настоящая фантастика – 2017 (сборник)

Когда Генка узнал, что молоко дедушка добывает прямо из коровы и тут же ставит на стол – сначала даже не поверил. Как можно поить ребенка не пастеризованным, не витаминизированным молоком без вкусовых добавок и консервантов? Кто знает, что может случиться от этого! Дедушка с ума сошел, что ли? У него детей никогда не было? Кто же вырастил маму? Однако выбора у Генки не было, и он стоически переносил все эти издевательства: натуральное молоко, огурцы и помидоры прямо с огорода – мелкие, издевательски-пахучие, а еще яблоки прямо с деревьев – тоже мелкие и пахучие, какие-то кособокие, без восковой пленочки на кожуре. И малину с колючих кустов, не обработанную от вредителей. И абрикосы, не прошедшие очистку паром. Да что там пар – дедушка просто срывал их и ел. У него даже стерилизатора в доме не было.

Генка, как было велено, слушался деда, покорно наяривал еду без ГМО и стабилизаторов и смирился с мыслью, что умрет от этих издевательств.

Каждый вечер дедушка ставил на подоконник молоко и хлеб, иногда – блюдечко каши (каша у него была из мешка, а не из пакетиков, без фруктов, цукатов и сахара), один раз положил конфетку. По утрам чашка оказывалась пустой, от хлеба оставались одни крошки, но куда девается еда – Генка в толк не мог взять. Кошки у деда не было, с этим он разобрался. А кто топочет в кухне по ночам – так и не понял. Выйти посмотреть было страшно, да и чувствовал Генка, что нельзя.

Дед продолжал разговаривать с неведомым «батюшкой-домовым» и временами чего-нибудь просил у него: то найти затерявшуюся катушку ниток, то прогнать мошек из дому, то просто снов хороших. И нитки потом действительно находились, а мошки пропадали неведомо куда.

Объяснений Генка не просил. Боялся.

Но хуже всего были коровы. Коровы! Кому рассказать – не поверит! Те фермеры со своими телятами в боксах ума бы лишились, увидев, как взрослые коровы ходят по пригоркам, поедают целые тонны травы, пьют воду прямо из озера и гадят где ни попадя! И никто не убирает за ними.

Рано-рано утром дедушка и зевающий Генка шли в конец улицы, где хозяева собирали большое деревенское стадо. При виде этих животных с Генки слетала утренняя дрема, на висках и спине проступал пот. Он жутко боялся рогатых гигантов. Когда они поворачивали к Генке большие головы с круглыми черными глазами, ему казалось, что коровы примериваются, куда его лучше боднуть и как быстрее повалить его наземь, чтобы растоптать крепко сбитыми копытищами.

А дедушка бодро покрикивал на коров, погоняя шагать на пригорок, махал на них палкой, когда разбредались, а некоторых особенно резвых и охаживал по бокам. Генка считал деда опасным безумцем, лишенным чувства самосохранения.

Неудивительно, что деревенские жители не носят гаджетов! Айгарды бы тут захлебнулись воплями!

Сам Генка отваживался подходить только к телятам, да и то не очень близко – так, помахивал на них руками, чтобы не разбегались. И всякий раз думал про того теленка из бокса. И про фермеров. И про здешних людей – похоже, их совсем не волновало, что телята бегают и скачут, нагуливая мышцы и становясь от этого невкусными. Соседская девчонка Милка, которая таскалась за дедом и Генкой, тоже совсем не боялась коров и спокойно проходила прямо между ними.

Днем на пастбище появлялись женщины с ведрами, извлекали молоко из коров. У них это называлось «дойка». Те же женщины приносили еду пастухам: грубые лепешки, диковинный картофель, сваренный прямо в кожуре, яйца – тоже в кожуре, а еще лук – такой горький, что от него слезы на глазах выступали. Вся еда была омерзительно пресной, без вкусовых добавок и ароматизаторов, с одной лишь солью из мешочка, но оголодалый Генка был рад и этому.

Часть своего «обеда» дед и Милка сразу отделяли и оставляли на камнях или лопушиных листьях, объясняя, что это «для полевика».

К закату стадо возвращалось в деревню, и Генка падал на кровать совершенно без сил. А дед, свежий и бодрый, еще что-то делал в своем огородике. Помощи он не просил, и внук был только рад этому.

По вечерам заниматься ему было нечем. Дед притащил откуда-то пачку белой бумаги и цветные палочки, а еще – толстые стопки сшитых желтоватых листов в плотных обертках, и предложил внуку «порисовать или почитать». Генка смотрел на листики и цветные палочки и не понимал, зачем дед над ним издевается. Как рисовать без планшетки? Как читать без говоридера?

Иногда по улице с воплями носились местные мальчишки.

– Пошел бы с парнями поиграл, друзей завел, – ворчал тогда дедушка, а Генка косился на него и опять ничего не отвечал.

Он молчал, потому что был воспитанным парнем, а как воспитанно отвечать на такое? Как завести новых приятелей, если родители отобрали айдружилку? И как играть с этими мальчишками, если ни у кого из них нет ни техники, ни гаджетов? Ну вот просто совсем нет! Генка разглядывал мальчишек из окна и не смог понять, что они делают: только носятся и орут чего-то. Похоже на геймерскую команду, только во взаправдашнем мире, решил Генка в конце концов, но как в такое играть – так и не понял и к мальчишкам не присоединился.

К тому же, глядя на них, Генка ощущал себя неловким, нескладным. Его деревенские сверстники были как на подбор – худые, загорелые и крепкие, как плетение на ремешке «умных часов». Генка глядел на них и сам себе казался неуклюжим и неповоротливым, хотя среди друзей он считался самым подвижным и ловким, даром что всех уделывал в «кинекте».

Да и тело у него после целого дня ходьбы ныло так, что шевелиться все равно не хотелось.

Генка так и не решил, хотелось бы ему подружиться с деревенскими ребятами или нет. Он тосковал по гаджетам и своим друзьям, переживал из-за стрелялок и ачивок, и даже поделиться своими печалями ему было не с кем. С дедом про такое не заговоришь, слишком уж хитро он глазом косит, будто того и ждет, когда внук примется жаловаться. А больше Генка ни с кем тут и не общался, если не считать Милки. Но она же малявка, на целый год и три месяца младше Генки.

Милка была белобрысая и загорелая, с вечно разбитыми коленками и яркими голубыми глазищами. Девчонка целыми днями ходила за коровьим стадом вместе с Генкой и дедом – говорила, что переживает за своего черно-белого теленочка: очень уж он шебутной, но притом крохотный и слабенький, как бы взрослые коровы его не обидели. Милка без конца рассказывала странные истории, а еще дергала цветы из земли и «плела веночки», то есть соединяла вместе много-много мертвых цветов, а потом зачем-то носила их на голове. Генка поначалу испугался, когда девчонка принялась рвать цветы, но дед ее не остановил, и сирена озеленатора не завыла, и вообще ничего не произошло.

Черно-белый теленок действительно был бестолковым и все норовил отбиться от стада. Но Генка подозревал, что Милка ходит за ними не из-за теленка, а от скуки и от любопытства. А что подозревал дед – никто не знал. Он только косил хитрым глазом и усмехался в седые усы.