Вероника Алексеевна - Пятый дневник Тайлера Блэйка

Впрочем, в такую холодную погоду и слякоть Тайлер бы отдал все лишь бы он оказался хотя бы на день в теле другого человека и смог закутаться в плед и сыграть со своими родственниками в карты. Ему было слишком холодно и неуютно в тот день. Он не знал, от чего волновался больше: за то, что может окончательно простудится и из-за этого пропустить работу, или же за то, что с Карли могло что-то случится, пока его нет дома.

Однако в ресторане Джейкоб Ларсен, когда увидел, в каком состоянии был Блэйк попросил Альберта, чтобы тот играл один, а Блэйку приказал отправляться домой и «выпить горячего чаю». Директор «Белого Лебедя» пообещал Тайлеру, что не будет списывать этот день из зарплаты, и Блэйк поверил ему на слово. Он в последнее время даже проникся к мистеру Ларсену каким-то уважением. Все-таки он был куда более понимающим, чем Нэш. Тот, будучи в не лучшем расположении духа, наверняка бы накричал на Тайлера и оштрафовал лишь за то, что Блэйк случайно чихнул на рабочем месте.

Так что Блэйк направился к трамвайной остановке. Он вовсе не горел желанием идти обратно пешком, чтобы не заболеть еще больше, а потому предпочел доехать до дома. Все-таки теперь Тайлер точно знал, что он не заснет в сиденье, потому что мог уйти со своей названной работы из Подвалов Грина в любое время. Его негласный трудовой контракт вполне позволял ему сделать это. И потому Тайлер отмечал, что Немой действительно одна из самых лучших ролей, какую ему только приходилось играть в театре. Вот только его единственным зрителем был Всевидящий, а театром – ночной город. Блэйк сел в трамвай с легким чувством волнения. Ему казалось, будто он ехал за тридевять земель, а от того сердце его сжималось. Он долго не понимал, откуда было это непонятное для него ощущение, пока не решил по пути домой сделать короткую запись в своем дневнике. Однако тут до Блэйка дошло, что дневника при нем не было ни во внутренних карманах пиджака, ни даже в футляре для скрипки. А значит он был дома.

Тайлер сглотнул и посмотрел в окно. До дома было еще два квартала, но от тревоги это не избавляло. Тайлеру было неуютно, если при нем не было этой маленькой записной книжки, в которую он записывал свои мысли и откровения. Он всегда обращался к ней в самые трудные или в самые радостные минуты, а потому всегда носил с собой в случае необходимости поделиться с кем-то чем-то сокровенным, выговориться или, как говорится, поплакаться в жилетку. Наверное, если бы все пять дневников, что были у Блэйка за всю жизнь, были бы людьми, они, скорее всего, были бы его лучшими друзьями ничуть не менее близкими, чем тот же Альберт. Утешала лишь мысль о том, что дневник Тайлер оставил дома, а не оборонил на улице где-нибудь в подворотне, когда был на очередном задании Маклоу. Он знал это просто по той простой причине, что буквально после того, как вернулся той ночью из Подвалов, написал уже девяносто первую свою запись в книжке. Так что не было сомнения, что она лежит в ящичке в столе.

На своей остановке Тайлер вышел и быстрым шагом направился в сторону многоэтажки, в которой они с Карли жили. Он сутулился сильнее, чем обычно, то ли от того, что так переживал за свой дневник, то ли от того, что ему едва ли не каждые десять минут приходилось чихать.

Когда Тайлер вернулся домой и снова чихнул, из кухни послышался голос Карли: «Будь здоров», – но не более. В тот раз его сестра не стала встречать его у порога и, возможно, правильно сделала. Тайлеру совсем не хотелось бы, чтобы его милая сестренка еще и подхватила от него что-нибудь. Блэйк разулся и тут же пошел к письменному столику, что стоял в комнате, но ни на нем, ни в ящичке дневника Блэйк не нашел. Не нашлось его и на раскладушке, а потому оставался только один и самый худший вариант. Вариант намного хуже того, что он мог бы уронить дневник в каком-нибудь темном закоулке…

– Ты вот это забыл?

Блэйк вздрогнул и сжался. Карли так холодно отчеканила свой вопрос, что Тайлер довольно быстро вернулся к воспоминаниям о ночи, когда под утро случайно забыл дневник в открытом виде на столе и уснул. И, конечно же, он тихо проклял свою память и любопытство Карли. До Блэйка вмиг дошло, что тон его сестры означал – она прочитала дневник и прочитала там далеко не то, что ей стоило бы читать. Тайлер про себя понял, что вести дневники с его жизнью – это вообще не лучшая идея.

Дрожь прошлась по всему телу и подкосила колени, но Тайлер все же нашел в себе силы и медленно обернулся.

Карли стояла у входа на кухню, опершись плечом о стену и хмуро смотрела на своего старшего брата. Ее глаза были прищурены, от чего Тайлеру казалось, словно это были две острые и холодные льдинки, пронзающие его в самое сердце. Карли никогда не смотрела на него так злобно. Она никогда не разговаривала с ним таким тоном, а потому Тайлер уже не сомневался, что тот, кого он меньше всего хотел видеть в зрительном зале все же невольно получил билет на представление. И этим билетом была записная книжка. Маленькая записная книжка в красном мягком переплете с неаккуратной наклейкой, на которой было написано: «Пятый дневник Тайлера Блэйка». И эта книжка была у этого самого зрителя в правой руке.

– Т-ты… Почему… ты не… не в колледже? – проговорил Блэйк и сделал шаг вперед, попытавшись взять себя в руки и избежать неприятного разговора.

Карли еще сильнее нахмурилась и бросила, едва ли не швырнула, в Тайлера его записную книжку. Блэйк попытался поймать ее, но та в полете раскрылась и упала на пол. Блэйк тут же бросился к своему дневнику, схватил его в руки и принялся подбирать с пола выпавшие из него закладки и вкладыши. Тайлер дрожащими руками собирал оборвавшиеся листочки, каждую записку, каждый фантик и закладочку, которые хранил в своем дневнике. В его глазах все расплывалось от подступившись слез, а из-за кома в горле он не мог сказать ничего и от того казался действительно немым. Он чувствовал на себе ледяной и режущий душу взгляд своей младшей сестры и не знал, что хуже всего: то, что она теперь знала всю правду, или же то, как она в тот момент смотрела на него.

– У меня к тебе есть более серьезные вопросы, Тайли! Или мне теперь называть тебя Немой? А может быть, лучше Чертов лжец?

Тайлер прижал к груди свой дневник и испуганными глазами полными слез посмотрел на Карли. В тот момент ему ужасно хотелось закашляться или шмыгнуть носом – простуда давала о себе знать, но он боялся даже дышать. Ему было так страшно, что сердце готово было вырваться из его груди. Но в глазах Карли не было ни капли жалости. Она смотрела на Тайлера с такой злобой, что Тайлеру казалось, что это было в тысячу раз более жестоко, чем то, как Немой расправлялся со своими жертвами едва ли не каждую ночь. В ту минуту Тайлер оглох и совершенно забыл думать о том, что был в опере. Он был в тот момент не в здании Музыкальной Академии, он был у себя дома. Он не играл роль, он действительно в тот момент стоял на колени перед своей младшей сестрой и заливался слезами от страха, от немого ужаса, сковавшего ему тело и голосовые связки.