Михаил Сегал - Рассказы

Старушки слушали молча и как-то горбились все больше от каждого сказанного слова. Потом Шура сказала:

— Вы, ребята, это никому не рассказывайте. Вы еще маленькие совсем, а вот вашему руководителю может достаться.

— Надо же, — сказала Кира, — Сталин умер.

— Надо же, — сказала Шура, — война будет… Вот уж враки.

— Не говорите про ваш кружок никому, и мы тоже не скажем. Честное комсомольское.

— Честное комсомольское, — сказали сестры вместе.

Дима решился и спросил:

— А почему вы здесь сидите? Где ваши дети, внуки?

Старушки захихикали.

— Внуки? Может, правнуки?

— Ага, человеки-невидимки!

— Как в фантастике!

Потом стали серьезнее.

— Мы ждем, — сказала Шура, — наших женихов.

— Как это? — не поняла Маша. — Еще с войны?

Кира вздохнула:

— С утра.

Ребята ничего не понимали.

— Я жду Ваню, — сказала Шура.

— Я жду Колю, — сказала Кира.

Словно невидимый кокон из воздуха приоткрылся над Галей, и она произнесла свое первое слово:

— Я жду Петю.

Только сейчас стало понятно, что звуки улицы не залетали сюда, поэтому голоса старушек звучали очень звонко в этой тишине и чистоте.

— Они нам сказали ждать, — добавила Кира.

— Мы отсюда ни ногой, — сказала Шура.

— Ни ногой! — повторили сестры хором.

Стало немного страшно, вдруг сейчас придут три деда и начнут ругаться?

— Хотите карточку посмотреть? — Шура, не сходя с места, взяла со стола фотографию.

Антон хотел потрогать, но Маша шикнула на него, и стали рассматривать из Шуриных рук.

Три парня-близнеца в белых рубашках с закатанными рукавами стояли на фоне речки или озера. Карточка была старая, черно-белая, почти не потрепанная, только в самом центре луч солнца почти насквозь выжег маленькую дырочку, как будто фотка пролежала на столе под этим лучом долгие годы.

— Это наши женихи, — сказала Шура, — они тоже близнецы.

— В воскресенье в парке гуляли, — добавила Кира.

Маша отошла к стене, как будто испугалась чего-то. Дима тоже насторожился, а Антон — не очень. Он почти никогда ничего не боялся, потому что не понимал, чего конкретно надо бояться.

— Сказано ждать — будем ждать, — сказала Шура.

— Нам несложно, — сказала Кира.

— Подождите, — Дима словно отмер, — какое сегодня число?

— Десятое сентября, — ответила Шура, — а вы что, не знаете? А еще пионеры!

— А год какой?

— Тысяча девятьсот тридцать седьмой, — дружно ответили старушки. И вот что они рассказали ребятам.

С утра было праздничное настроение, ведь такое случается один раз в жизни. Может, в капиталистических странах девушки и замуж выходят сколько влезет, и мужей меняют как перчатки, но у нас же все не так! Ты ждешь, ждешь, не целуешься ни с кем, словно караулишь свою судьбу, а потом — раз, и встречаешь жениха! И так это здорово — пойти по жизни рука об руку, работать вместе, потом даже вместе стареть, но это, конечно, совсем не скоро! И только в том случае, если ты хорошо ждала свою судьбу, а то вот девочки рассказывали, что одна комсомолка из неважно какой школы была очень даже примерной: училась на «пять», делала доклады на политинформации, и был в нее даже влюблен один хороший парень, но… Познакомилась она на танцах (еще вопрос, зачем надо было туда ходить!) с красивым военным, который был в городе проездом. И тот вскружил ей голову, потому что был бравый и не сутулился. В эту же ночь она выпила вина и пошла с ним в офицерскую гостиницу. И там этот военный лишил ее чести, а утром уехал. Она долго ждала письма, но, естественно, ничего не пришло. Потому что ждать нужно было раньше и другого. А если этого, своего, самого правильного не дождешься, потом уже можно не дождаться ничего и никогда, потому что у каждого человека есть свое Ожидание и важно вовремя понять: оно это или не оно. А если ходить в гостиницу с первым, кто не сутулится, то хорошо это не закончится.

Но у Гали, Шуры и Киры все было по-другому. Сегодня должны были прийти их женихи — делать предложение. Познакомились они год назад на комсомольском вечере на ремонтно-механическом заводе. Там тоже были танцы, но это же совсем другое, и безо всякого вина. Сестры всегда ходили вместе, и на них всегда обращали внимание: Шура — улыбчивая и озорная, Кира — улыбчивая и добрая, а Галя — просто красавица, так что даже нельзя сказать, больше в ней улыбки или доброты. Ну и потому еще вместе ходили, чтобы не обидел никто: с завода, конечно, никто приставать не будет, но пока дойдешь до заводского клуба через Трудолюбия и Достоевского, всякая шпана может подкатиться. И если друг дружку не защищать, кто поможет? Родители у сестер погибли в гражданскую войну, они были одни на свете.

Поэтому, понятное дело, не все парни решались с ними знакомиться. Подойдешь к одной, а другие за тобой — глаз да глаз! Сутулься не сутулься, хоть кол проглоти и в цирке выступай в таком виде — а не видать тебе дешевого счастья! С другими ходи в парк или в гостиницу вино пить!

Да только тогда, на Вечере Советского танца все было по-другому. Пришли сестры, стали у колонны, ждут. И тут прямо напротив, у другой колонны, смотрят — три парня-близнеца, красивые, а главное — дружные! Сразу видно — друг за друга горой. И как-то само собой получилось, что вышло им вместе танцевать, в три пары. Поначалу стеснялись и те, и другие, а потом поняли: дождались, все к тому! Подошли парни, в глаза заглянули.

— Так уж вышло, — говорят, — что нас трое и вас — трое. Разрешите пригласить на тур вальса.

Стали танцевать. Музыка играла хорошая, никто не курил в помещении, и держались братья по-человечески, как комсомольцы: не прижимались, вальсировали на расстоянии.

Стали встречаться. Весна сменила зиму, за дружбой пришла любовь. Наступило лето, а стало быть — шутки в сторону. Сестры к тому времени еще больше расцвели, школу закончили. Однажды во время прогулки в парке братья сказали:

— Сразу вы нам приглянулись, как только первый раз стояли у колонны. И, правду сказать, сразу решили в жены вас позвать. Но поскольку такое в первый день говорить — сумасшествие, позвали мы вас сперва не замуж, а на тур вальса. Загадали: коли согласятся танцевать, то и свадьбе быть. А промеж собой решили год ждать, чтобы сестры и про свое чувство точнее поняли, и в нашей комсомольской честности сомневаться не могли.

— Год любили и год ждали? — не поверила Шура. — Как же так, родные?

— Ждать нетрудно, — сказали братья. Казалось, что они что-то добавят, например, почему не трудно, но они ничего не добавили. Первый раз тогда разошлись парами по парку, рука об руку, и молчали, а в перерывах между молчанием говорили о своей любви и предстоящем счастье.

— Мы придем завтра, — сказали братья, — официально предложение делать. Сейчас это были только слова любви и нежности.