Сергей Палий - Кладбище улик

Ребенок, навряд ли могущий точно описать следакам малоприметную внешность Кетгута, и дворецкий, лишь мельком видевший его лицо…

Решено!

Бежать.

Кетгут сорвался с места, словно спринтер на старте.

Он миновал пустую кухню с бурлящей в котле похлебкой да вонючей кучей потрохов посреди разделочного стола и оказался в полуподвальном помещении, использующимся как погреб.

Не сюда!

Вернувшись в кухню, кетгут обнаружил на пороге разъяренного дворецкого.

– Хиргец… – обронил он, пинком распахивая дверь, ведущую на улицу.

Краем глаза, Кетгут увидел, как рядом с его плечом в косяк с глухим стуком воткнулся гигантский разделочный тесак. «А слуга-то мастак обращаться с холодным оружием… Чуть не попал…» – мелькнуло в голове.

Он стремительно выскочил наружу.

Задний двор встретил Кетгута проливным дождем и полицейским нарядом, бегущим по дальнему краю лужайки.

Дождь – это хорошо. Он сокращает видимость, а значит, дает дополнительное преимущество.

А вот полицаи – это, несомненно, плохо.

Быстро же они среагировали на сигналку! Служители закона становились на редкость расторопными, когда речь шла о богатых клиентах, и имелась возможность не только выслужиться перед начальником управления, но и сорвать денежный куш.

– Сюда! – привлекая внимание копов, взревел дворецкий за спиной.

Кетгут, напрочь позабыв об осторожности и скрытности, ломанулся через фигурно выстриженный кустарник. Едва не запутавшись в кольцах садового шланга, он стремглав доскакал до забора и перемахнул на другую сторону.

Позади тренькнули струны арбалетов, и несколько болтов ударились в камни. Опоздай он на секунду – заряды размозжили бы позвоночник или затылок…

Вдоль ограды Кетгут понесся в сторону переулка. На ходу он достал из кармана транспортную карточку, найденную в останках Деббенуза. Если повезет, он улизнет от полицаев по узким проходам между домами и магазинчиками и окажется на площади Дерга, в финансовом центре города. А там поймает общественное такси…

Ему не повезло.

Но опасность возникла совсем не оттуда, откуда ожидалось.

Сквозь пелену дождя Кетгут даже не сразу обратил внимание на две темные, странно пригнувшиеся фигуры, притершиеся возле ухоженного подъезда одного из особнячков. Они выждали, пока он приблизится, и прыгнули. Одна – четко на опережение, вторая – блокируя отход.

Кетгут даже не сразу понял, что сбило его с ног. А когда уразумел – было поздно: он уже валялся на противоположном тротуаре, прижатый к земле огромными лапами.

Оборотни!

Причем – женщины!

Этого только не хватало для полного счастья…

Оскаленная кошачья морда разъяренной женщины в состоянии трансформации – это чрезвычайно страшно. Даже для бывалого обитателя сего бренного мира, каким мнил себя Кетгут.

Белые клыки величиной с полпальца клацнули в сантиметре возле его носа, и одуревший от такого зрелища Кетгут изо всех сил рванулся в сторону. Тщетно! Особь, восседающая на нем, оказалась довольно крупной и очень сильной. На грудную клетку давило килограммов сто.

Вдобавок ко всему самка-оборотень вдруг противно уркнула и с размаху звезданула лапой ему по виску. Мир на время померк и потерял привычные очертания…

От оглушающего удара Кетгута чуть было не вывернуло наизнанку. Он сглотнул тягучую слюну, с силой сжал веки и мотнул головой, приходя в себя.

По лицу молотили крупные капли. Давненько Истадалу не накрывал такой плотный ливень.

– У тебя есть одна попытка правильно ответить на вопрос, который сейчас услышишь, – с гортанным рыком сказала кошачья. Кетгут ощутил, как из зубастой пасти воняет гнилью, и на него накатил новый приступ тошноты. – Если солжешь, при следующем ударе выпущу когти.

Что ж. Более чем доходчиво, ничего не скажешь. Подобной силы шлепок с выпущенными когтями окажется последним воспоминанием Кетгута перед гнетущим мороком колодца жизни.

– Ты понял мою подругу? – оскалилась вторая, подходя ближе.

– Если это и был тот вопрос, на который я должен честно ответить, то утверждаю прямо и однозначно: да, понял.

Оборотни так дико зашипели, что у Кетгута мгновенно отпала охота иронизировать.

«Интересно, а эти киски не боятся копов, что преследуют меня? – подумалось ему. – Хотя… далеко не всякий вооруженный полицай решится напасть на оборотня в боевой трансформации. Тем более – на пару. А может, они вообще поставили в соседних переулках заклинание отвода глаз?..»

Тем временем первая женщина-кошка приблизила морду к лицу Кетгута, шевельнув черными усами. Он столкнулся с взглядом изумрудных глаз с вертикальными зрачками и замер.

– Ты видишь Улики? – тихо проворковала оборотень.

Кетгут в первый миг настолько опешил от вопроса, что даже вдохнуть в очередной раз забыл.

Это был не просто провал. Это был крах. Конец.

Конец его тайны.

Кто-то узнал о его уникальной способности! Но откуда? Где и, главное, на чем он прокололся?

Кошачья, продолжая пристально пялиться на него своим жутким нечеловеческим взором, подняла левую лапу и выпустила когти.

– Я… мне… как бы… – Кетгут вконец растерялся.

Признаться и тем самым раскрыть свою тайну? Или получить по мордасам этими страшными лезвиями?

Но женщина-оборотень не ударила его. Она по очереди распорола когтями все карманы жилета-разгрузки, выгребая содержимое на мокрые булыжники тротуара.

Она, конечно, не могла видеть среди кучи извлеченных вещей призрачного пятна Улики. Но, когда Кетгут невольно скосил глаза в сторону, удовлетворенно фыркнула.

– Скажи нам, ты ведь ее видишь, правда? – осведомилась вторая, оглядываясь на подозрительный шум за спиной.

Из подъезда выглянула воронья голова какого-то тэнки. Но, узрев женщин-оборотней, тэнки коротко клекотнул и моментально спрятался обратно, оставив Кетгута вновь наслаждаться малоприятным обществом клыкастых и мерзкими потоками воды, текущими повсюду.

Полицейских до сих пор не было видно. Наверное, оборотни все же установили заклятие отвода глаз. Жалко, что у Кетгута паршивые способности к непрямой магии, а то бы он среагировал заранее и вообще не сунулся в этот роковой проулок.

– Потомок одного из основателей рода Келебра хочет встретиться с тобой, – сказала первая женщина-оборотень. – Он очень влиятельный… человек.

– В таком случае, вряд ли ему будет полезен кусок фарша, в который ты собралась меня превратить, – осмелев, предположил Кетгут.

– Ты возродишься, – по-звериному неуклюже пожала она плечами. – И мы снова найдем тебя. Прячься хоть в мертвых дюнах Хайрана, хоть на каторжных каменоломнях – все равно отыщем. И тогда разговор будет еще более неприятным. И вообще… Зачем испытывать мучительную боль, если можно договориться, как цивилизованные… люди?