Нурмурад Сарыханов - Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]

Рядом, за низким дувалом, жалобно тянул свою песню туйдук, глухо, словно проглатывая удары, ухал барабан, пищал гиджак — не праздничная была музыка, и, если б односельчане не оповещены были о тое, думали бы, что поминки.

Первая красавица в селе, сватались к ней со всей округи, а той вышел — одно название. Несколько повозок, пяток верховых — разве это свадебный поезд?

Война шла уже четвёртый год, и кровь, пролитая солдатами за тысячи километров от родного села, отзывалась здесь слезами и скорбью. Девятнадцать похоронок — девятнадцать «чёрных писем» пришло в село. Какая уж тут радость, какой праздник!..

Сноха Умсы надела не будничное платье, в котором ходила в поле, а другое, немножко поновей — осудили. «Дрянь баба! Муж на войне, смерти в глаза глядит, а у этой наряды на уме!» Когда разъезжались, старый Улук-ага и колокольцы со сбруи велел снять: «Ишь раззвонились — в Мары слышно! Не пристало бубенцами слух тешить, когда горе кругом».

Не было на свадьбе Умсы ни звона бубенцов, ни песен, ни смеха. Жениховы родичи посидели за дастарханом, выпили по пиале чаю — и всё. С тем и увезли невесту. Камней вслед и то не кидали [13] Один из свадебных обычаев. Камень, кидаемый вслед невесте, знаменует пожелание счастливой замужней жизни, невозможность возврата в отчий дом. . Одна из подружек хотела бросить, да парень из жениховой родни отговорил:

— Чего лезешь? Себя показать надо? Подсаживайся тогда в седло — увезу, а камнями швыряться нечего!

— Бессовестный! — возмущалась бабушка Мамур. — В чужом селе девушку позорить! Обычая знать не хочешь! Наука тебе, Ангал, — будешь знать, старый дурень, с кем родниться!

Умсу увезли, и больше мы её не видели.

Утром мы, как всегда, прибежали проведать бабушку Мамур. Она словно и с места не сходила, сидела, привалившись к стене кибитки, и беззвучно бормотала что-то себе под нос. У ног её, положив голову на лапы, дремал Аждар, старый и верный пёс. Отец Нурджана принёс его в дом щенком, когда мальчику было шесть лет. Какой Аждар породы, но знал никто, но умный он был на редкость. Если кто-нибудь приходил к бабушке Мамур, стоило только взглянуть на Аждара, чтобы сразу определить, с добром ли явился человек. Если гость заслуживал хорошего приёма, пёс радостно вилял хвостом и заливался весёлым, звонким лаем. Если Аждар чуял недоброе, загораживал собой бабушку Мамур и, злобно рыча, скалил большие жёлтые клыки.

Старушка любила своего пса, любила даже больше, чем корову. И не только за ум и преданность: главное, ведь и Нурджан в нём души не чаял. Куда бы ни шла бабушка Мамур, пёс всегда шагал рядом, и старушка не прогоняла его; она привыкла к своему неразлучному спутнику, к тому же с Аждаром всегда можно было потолковать, поделиться и горем, и радостью.

В последнее время стали всё чаще поговаривать о близком конце войны, и бабушка Мамур начала всерьёз готовиться к свадьбе. Она считала, что уж осенью то Нурджан непременно вернётся.

«Ну и свадьбу закатим! — повторяла старушка, щуря маленькие, прячущиеся в морщинках глаза.

Не то что у этого дурня Ангала! Всё село пировать будет! Корову не пожалею — зарежу!»

Мы с Колли нисколько не сомневались, что так всё и будет. Мы даже мысли не допускали, что Нурджан может не вернуться. «Наш Нурджан не погибнет, — не раз повторяла Мамур, — сам аллах охраняет его — единственный сын у матери».

Уже несколько дней мы с Колли собирали джиду: бабушка Мамур попросила нас помочь ей — побольше собрать джиды, насушить для свадьбы Нурджана. Колли был немножко старше меня и намного ловчее. Он взбирался на дерево и длинной палкой сбивал ягоды. Больше, конечно, летело листьев, но ягоды тоже падали. За день мы набирали по мешку.

В тот день мы тоже с утра занялись джидой. Я сидел под деревом, а Колли, ничего не замечая вокруг, лупил палкой по ветвям, отяжелевшим от золотистых ягод. Удар — и листья серебристыми парашютиками, кружась, летели вниз, по голове мне ударяли спелые ягоды.

— ЭЙ, парень! Кто так джиду собирает?!

Голос был строгий, я испуганно оглянулся и увидел председателя верхом на коне. Он сердито дёргал узду, и конь перебирал ногами, вздымая пыль.

— Если так лупить, на будущий год не ягоды — редьку горькую придётся есть!

Я замер с мешком в руке, а Колли испуганно таращился на председателя, болтая ногами в воздухе, — прыгать или не прыгать…

— Их никак не собьёшь, Сапар-ага, — несмело сказал я.

Председатель метнул на меня гневный взгляд и, ничего не ответив, обернулся к торчавшему на дереве Колли:

— Слезай сейчас же!

Бабушка Мамур, неподалёку перебиравшая ягоды, высыпала их из подола в мешок и решительно направилась к нам.

— Чего это ты раскричался, Сапар? — строго спросила она. — Это я велела. Помогают мне джиду собрать — к свадьбе Нурджана.

Председателя как подменили. Он вдруг опустил голову и умолк, словно провинившийся мальчишка. Потом молча дёрнул уздечку и ускакал.

Вечером мы снова зашли к бабушке Мамур. Она, как всегда, сидела в одиночестве; у неё ведь никого не было, одна на всём белом свете. Может, поэтому она и привязалась так к нам, ребятам. На что уж голодно было, а старушка всегда найдёт, чем угостить. Стоило нам молча усесться у стены под маленьким подслеповатым оконцем, бабушка Мамур тотчас принималась рыться в большом старом сундуке. «Пожуйте пока, ребятки, — она протягивала нам кусок сухой лепёшки. — Вернётся Нурджан, я вам таких сладостей напеку! Халвы наготовлю!..» Халва!.. Мы ели чёрствый хлеб и сладко жмурились, предвкушая грядущее блаженство. Потом старушка принималась рассказывать нам сказки. Какие это были сказки! Про царей и волшебников, про хитрого и весёлого Ходжу Насреддина, про злых баев и про волшебные страны, где живут диковинные звери. Интересная особенность была у этих сказок — как ни страшны были злые дэвы и огнедышащие драконы, сколько бы раз ни прерывалась сказка возгласом «Спаси нас аллах!», конец всё равно был хороший. Старушка твёрдо верила: всё, о чём говорится в сказке, правда. И если в сказке говорилось о том, что шахская дочь-красавица влюбилась в бедного парня, бабушка Мамур мечтательно улыбалась: «Пошли, всевышний, и Нурджану такую же!..»

Когда мы с Колли вошли, бабушка Мамур рылась в своём огромном сундуке.

— А, сыночки! — старушка ласково поглядела на нас. — Входите, мои хорошие, гостям всегда рада! Вот почитайте-ка! — она протянула нам старую пожелтевшую газету. — Тут про войну писано, может, и про Нурджана что есть?

Я читать не умел, знал только несколько букв. Колли по сравнению со мной был грамотеем — мог по слогам разбирать букварь, а потому решительно взял у старушки газету, уселся поближе к окну, откашлялся и стал читать.