Нурмурад Сарыханов - Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]

Старый пёс, словно понимая о чём речь, заглядывал старушке в глаза и вилял коротким обрубленным хвостом…

Приближалась зима. Всё меньше грело солнце. По утрам бабушка Мамур каждый день топила очаг в кибитке.

Как-то днём, когда, вернувшись из школы, мы пили чай возле очага, раздался хриплый, заливистый, злобный лай Аждара. «Эй, возьмите собаку!» — услышали мы чей-то голос.

Мы выскочили на улицу. В воротах, не смел двинуться вперёд, стоял молодой красивый парень.

— Это дом тёти Мамур? — спросил он, косясь ка Аждара.

— Да, — ответил Колли, с трудом удерживая рычащую собаку. — Заходите!

Парень направился к кибитке.

— Радуйся, мать! — сказал он. — Счастье тебе привалило!

Старушка так и обмерла. Пиала с чаем выпала у неё из рук, ударилась о чайник, раскололась, в очаге зашипела вода.

— Счастье тебе! — повторил гость. — Нурджан скоро придёт!

Бабушка Мамур побледнела.

— Как ты сказал, сынок? — не смея поверить, переспросила она.

— Дядя мой из госпиталя пришёл. Целый год с твоим сыном вместе лежали, Нурджан ранен был тяжело. Теперь всё: живой, здоровый! Не сегодня-завтра жди сына! Ну я побежал, ещё одного поздравить надо. Вот только бы подарок с вас за добрую весть! А?

— Господи! Да бери что хочешь! За такую весть всего моего дома мало! Что ж дать-то тебе, сынок?

Она метнулась к сундуку, достала серебряную брошь, которую бережно хранила для будущей невестки, мельком глянула на неё и протянула парню. Тот взял брошь, поблагодарил и пошёл к двери.

— Сынок! Постой, милый! Где дядю-то твоего найти?

Парень обернулся.

— Гочака спросите, его в Хештекли любая собака знает! Он бы и сам пришёл, да гостей полно!

Бабушка Мамур немедленно начала собираться к Гочаку.

Село Хештекли находилось на другом берегу реки, моста поблизости не было, а в обход идти часа полтора.

Бабушка Мамур устремилась к реке. Мы следовали за ней. Мы бежали и радостно вопили: «Нурджан жив! Нурджан скоро приедет!» Люди выбегали нам навстречу, поздравляли, протягивали угощения, но мы ничего не брали, мы были счастливы тем, что все делят с нами нашу радость. Аждар тоже разыгрался, как щенок. Он то обгонял нас, забегая вперёд, то отставал, чтобы потом догнать, заливаясь молодым, звонким лаем.

Бабушка Мамур устала бежать, ноги у неё заплетались, но всё равно она не переходила на шаг, бежала из последних сил. И, задыхаясь, всё повторяла на ходу:

— Я говорила вам… Говорила, кончится война, и приедет… Вот… кончилась…

Мургаб в наших местах неширок, но кое-где глубоко, надо плыть. Бабушка Мамур, не раздумывая, бросилась в холодную осеннюю воду. Аждар несколько раз удивлённо гавкнул, встревоженно взглянул на нас и бросился вслед за хозяйкой.

Мы с Колли испуганно метались по берегу, не зная, на что решиться, боялись, что старушка утонет. Мы звали её, просили вернуться, она нас не слышала. И благополучно добралась до берега; там, где надо было перебираться вплавь, Аждар плыл рядом, подталкивая её, помогая выгребать против течения.

Бабушка Мамур вышла из воды в одной хокге, другую потеряла. На берегу она сбросила и вторую туфлю и бегом пустилась в Хештекли.

Когда мы вернулись к дому Мамур, возле него уже толпился народ. Все громко говорили, перебивая друг друга:

— Чего не бывает в жизни…

— Это как аллах судил: жить или умереть…

— Счастливая! Пять лет ждала и дождалась! Материнское сердце чует!

— Ешьте, милые, ешьте! — Соседка тётя Хесель пригоршнями раздавала всем джиду. — К празднику берегли, вот и дождались праздника!

Ипбат-ага уже рыл яму для большого очага.

— Придётся нашей Мамур коровушку резать! — весело приговаривал он. — Ведь как явится, сразу свадьба! Не зря я очаг готовлю!

Да, старик не зря готовил очаг.

…Поздно вечером в скрипучей двухколёсной повозке привезли полуживую Мамур. За повозкой, понурив голову, плёлся Аждар. В зубах он всё ещё держал туфлю хозяйки.

Не оказалось в Хештекли никакого Гочака, и никто из госпиталя не приезжал. Парень обманул старуху — хотел получить союнчи.

Бабушка Мамур очнулась поздно, уже горела коптилка. Она с трудом открыла глаза, окинула сидящих возле неё холодным, отчуждённым взглядом.

— А Нурджан всё ещё не приехал? — негромко спросила она. — Когда ж она кончится, эта война?

Я не выдержал:

— Война кончилась, бабушка Мамур! Война давно кончилась!

Колли больно ткнул меня локтем в бок.

Но бабушка Мамур ничего не слышала, пустыми глазами глядела она куда-то сквозь меня, и губы её чуть заметно шевелились: «Когда же кончится война?..»

Потом мелкая дрожь прошла по её телу. Она раскинула руки и замерла, уставившись в потолок.

— О, Мамур! О, Мамур! — раздался с улицы крик Сапар-ага, по обычаю оповещавший односельчан о смерти.

Но мы услышали в его крике не плач по умершему человеку. Для нас это было известие о том, что война, принёсшая старой Мамур столько горя, кончилась теперь и для неё.

Перевод Т.Калякиной

Хештек был сыном Тёке-бахши, знаменитого дутариста, без участия которого не обходился ни один сколько-нибудь стоящий той.

Сын, которому по традиции предстояло унаследовать отцовское искусство и отцовский дутар, на праздниках всегда был возле отца, чтоб было кому сменить его, если устанет. Хештек преуспел немало и, случалось, послушав его игру, кто-нибудь в восторге хлопал себя по коленям и просил: «Сыграй ещё, Хештек-джан! Будь добр, сыграй эту вещь ещё раз!» Пряча довольную улыбку, молодой музыкант низко опускал голову, брал отцовский дутар, и снова лилась мелодия, покоряя сердца слушателей. День ото дня росло искусство Хештека, и день ото дня росла в народе слава юного дутариста.

И вот однажды старый бахши пригласил к себе гостей — знатоков и ценителей музыки. Зарезал барана, угостил их честь по чести, а когда гости насытились и выпито было несколько огромных чайников чая, он велел постелить рядом два коврика и с дутаром в руках уселся напротив сына; молодой и старый бахши сидели лицом к лицу и играли: согласно, в едином ритме поднимались и ударяли по струнам их руки, и, сливаясь в единой мелодии, дутары пели о радости и горе, о любви и разлуке, о кровавых битвах и о весёлых пирах. И, замерев от восторга, слушали их счастливцы, коим даровано было судьбой присутствовать на этом удивительном состязании.

И когда последний аккорд растворился в ночной тишине, старый бахши обратился к почтенным слушателям с такими словами:

— Да пошлёт вам аллах бесчисленное множество дней, и пусть каждый из них проходит в радости и веселье! Я стар. Пусть с этого дня сын мой Хештек-бахши займёт моё место, пусть он веселит игрой ваши сердца. Прими, сынок! — Старик протянул сыну старинный, украшенный перламутром дутар. — Много лет назад этот дутар вручил мне мой отец. Я спокоен — искусство не оскудеет — дутар Тёке-бахши в надёжных руках!