Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

— Ну и люби на здоровье. Кто тебе запрещает.

— Эх, мама!.. Да разве это делается по заказу?

— Уж если: поженитесь, то и полюбите друг друга. Я ведь тоже не сбежала из родительского дома с твоим отцом. Выдали меня. И вот уже, слава богу, сорок лет живём. Теперь по мне нет человека лучше, чем он.

— Теперь другое время, мама, и по-другому жизнь строится. А потому эти ваши бесконечные разговоры с тётушкой Акнабат…

— Ты хочешь сказать, бесполезны?

Старая Донди в изнеможении села на кошму.

— Да, именно так хочу сказать, мама, — не смущаясь, ответила девушка. — Передай тётушке Акнабат, пусть понапрасну к нам не ходит.

— Нет, она будет ходить.

— Так мне придётся уйти из дома. Ты этого хочешь, мама?

— Что-то ты больно смелая стала. Не иначе, с кем-нибудь уже сама сговорилась?

— Если сговариваетесь вы, почему не могу сговориться я?

— Ах ты, распутница! Ну, отец — ладно, а что скажут твои старшие братья?

— После того, как дело дошло до калыма, мне уж нечего стесняться, мама! — мужественно ответила Язбиби. — Что касается твоих сыновей — то они, бессовестные, ради «Волги» на все горазды. Даже сестру свою готовы продать. Тоже мне — братья!

Услышав шаги на веранде, старая Донди торопливо поднялась.

— А ну, хватит! Отец идёт… Очень уж ты шустрая стала, как бы без головы не остаться…

— Во всяком случае продать себя не позволю!

— Прекрати, говорю тебе! — Для убедительности старая Донди даже ущипнула дочь за руку.

В это время в комнату, тяжело ступая, вошёл Илли Неуклюжий. Был он действительно большой и до смешного нескладный, несмотря на окладистую бороду. При его появлении тётушка Донди как-то виновато подалась назад, но Язбиби даже не пошевелилась.

Вероятно, Илли ещё во дворе услышал их пререкания. Не глядя ни на жену, ни на дочь, он молча прилёг на цветастую кошму, подложив под локоть принесённую женой подушку. Его густые брови были нахмурены, и он ещё долго соображал, что к чему, прежде чем заговорил, как всегда неторопливо и внушительно:

— Огульдонди! О чём ты споришь со своей дочерью, когда усталые люди приходят с работы?

— Скандал! Большой скандал, Илли!

— Раз большой, надо и нам услышать.

Зло сверкнув глазами, старая Донди толкнула дочь в плечо:

— А ну, убирайся отсюда!

— Зачем ты её гонишь? Так споры не решаются… И не мельтеши перед глазами, а сядь где-нибудь.

Тётушка Донди села на ковёр, прислонилась спиною к стеке, и краем головного платка вытерла со лба пот. Почувствовав, что старая не торопится, Илли полез в карман, достал табакерку, сделанную из маленькой тыковки, и искоса глянул на жену.

— Говори же!

— Дай хоть отдышаться. Не торопи.

— Ты что тут землю копала, что ли?

— Такое время настало, что лучше копать землю всю жизнь, чем иметь дочь.

— Ты времени не касайся, ты расскажи, о чём спор.

— Да будет тебе известно, Илли, — торжественно начала старая Донди, — что с самой весны ходит к нам Акнабат — хочет с нами породниться. Ну вот… Я ей говорю, погоди, пока урожай соберут, а она ни в какую. Очень уж торопит. Ну, я и решила, что другого такого случая не представится…

— Что за Акнабат? — прервал жену Илли Неуклюжий. — Это не мать ли нового учителя? Её-то я не знаю, но сын вроде бы парень неплохой и вежливый.

Тут Донди заговорила громко и с нескрываемым презрением:

— О чём ты толкуешь, Неуклюжий? Будто я отдам свою дочь за первого встречного! Да они нам не ровня! Говорят, бабка бабки этого парня во времена Гоувшут-хана была рабыней. Говорят, её из Ирана привезли и продали на Ахалском базаре за полмешка самана…

— Если уж говорить о происхождении, то не думай, что ты далеко от них ушла, — захохотал Илли.

— Перестань, Неуклюжий. Я — самая чистокровная туркменка — иг. У меня в роду рабов не было.

— Возможно, это и так, — снова засмеялся Илли. — Но вот о себе я не могу точно сказать — гул я или иг. Так что…

— Ладно! — прервала мужа старая Донди. — Говорят, тот парень к тому же ветреный…

— Мама! — Язбиби сама не заметила, как заговорила. — Ну, откуда тебе знать, какой он?

— А ты молчи!

Увидев, что жена рванулась к дочери, Илли остановил её жестом.

— Дочка верно говорит, ни ты, ни я того парня не знаем, — рассудил он.

— Зато сына Тойли и ты знаешь, и я знаю! — вымолвила Донди и с торжеством посмотрела на мужа — вот, мол, какого жениха я подыскала для нашей Язбиби.

— Ну и на чём порешили? — мысленно взвесив новость, невозмутимо спросил Илли и, переложив табакерку из одной руки в другую, присел.

— Полагаясь на твоё согласие, я просила Акнабат назначить день.

— Так бы сразу и сказала. А то морочишь голову чьей-то бабкой.

Увидев, что муж погрузился в раздумье, шустрая Донди придвинулась поближе.

— Что, не годится? — притворно осведомилась она.

— Почему не годится?! — ответил через некоторое время Илли Неуклюжий. — Только я всё-таки не понимаю, из-за чего вы тут шумели?

— Всё дело в ней! — опять сверкнула глазами в сторону дочери Донди.

— А чего она хочет?

— Твоя дочь. Ты и спрашивай!

— А ты не можешь сказать?

— Да у меня язык не повернётся произнести то, что говорит эта негодница. Если не постесняется, пусть сама скажет.

— Хоть меня и не было, а я знаю, из-за чего вы тут спорите, — пришёл к выводу Илли Неуклюжий. Он поднёс табакерку ко рту, но не насыпал нас под язык, а обратился к Язбиби: — Дочка! Мать ведь тоже не желает тебе зла. Почему ты противишься?

— Я и сама знаю, что она не желает мне зла. Но, папа… — Язбиби покраснела и говорила с трудом. — Мама сейчас предложила: «если не постесняется, пусть сама скажет…». А чего я должна стесняться? Открыть тебе своё сердце?..

— Говори, говори, бессовестная! — воскликнула Донди и обоими кулаками ударила по полу.

— Скажу, мама! — взволнованно продолжала девушка. — Того, что не скрыла от тебя, не скрою и от папы…

— Лучше убирайся отсюда, негодная! — опять вскочила Донди.

— А ну, помолчи! — приказал Неуклюжий и хмуро посмотрел на жену.

— Ты надеешься, что с уст этой дуры слетит что-нибудь толковое? Зря! Ей остаётся только назвать парня, которого она любит.

— Вот и хорошо, если назовёт. Кто он?

Язбиби промолчала.

— Я у тебя спрашиваю!

— Придёт время, ты узнаешь, папа.

— Я должен знать сейчас.

Девушка снова промолчала.

— Чей он сын? — Илли Неуклюжий отбросил в сторону табакерку и уставился на дочь.

— Если вы будете меня допрашивать, папа, я вам ничего не скажу. Ни от мамы, ни от вас я такого не ожидала.

Как ни странно, Илли отнёсся к словам дочери без гнева.

— Чьим бы сыном он ни был, а уж, наверно, не лучше сына Тойли Мергена! — заметил он. — Поэтому придётся тебе поступить так, как советует мать!