Олеся Мовсина - Рассказы

И кто его теперь разберёт, что там раньше было: курица или яйцо. Неудачи профессиональные или наследственная алкогольная зависимость – в общем, порочный круг. И вот стал нетрезвый Лёня всё чаще к нам домой заглядывать, денег одалживать, а то и на ночь оставаться. Потом надолго исчез, Ирка говорила, что он где-то в деревне работает, опять что-то строит. А сама худющая, злая, нервная стала, всё на учеников жалуется, и чуть не плачет. А чем мы помочь можем? Ученики – дело серьёзное.

И вот как-то зимой отправился я зачем-то на дачу. Сюда, в деревню, в смысле. Что-то забрать нужно было из вещей, не помню. Захожу в дом – мама дорогая! Нет, я тогда, конечно, покрепче выразился. Дома вонь, грязь, пивные банки пустые прямо вдоль стены набросаны. Сидит наш ухоженный красавец перед телевизором и в одно лицо какую-то дрянь пьёт. В тулупище рваном, в папиных тренировочных штанах времён сватовства, наверное, к маме, в резиновых сапогах, лицо опухшее до неузнаваемости, а с волос свалявшихся чуть ли, извините, вши не валятся.

Я:

– Лёнька, чёрт, что ты тут делаешь в таком виде?

А он мне:

– А я, – говорит, – тут живу.

Панику я, конечно, свою разом пресек, стал спокойнее расспрашивать, что случилось. Может, с Иркой поругались? Может, ты болен? Может, денежные проблемы? Так мы поможем, свои ведь люди. А он только отшучивается, да всё подливает себе. И мне – туда же, мне предлагает с ним выпить.

– Мне, – объясняет, – так жить больше нравится. Никто никому ничего не должен, просто, в гармонии с природой.

Я уж и злился, и ругался:

– Как это не должен? А сын у тебя растёт? А жена одна там…

А он мне:

– На сына я ей денег оставил достаточно. И потом ещё посылать буду. Только не трогайте вы меня. Не тащите никуда лечиться – я здоров, нечего мне. Оставьте в покое до лета. Я сейчас тут у вас поживу, а летом уйду куда-нибудь: палаточку в лесу поставлю и буду жить, никого не трогать.

Для меня это настоящим шоком было. Родителям, конечно, пришлось рассказать, кое-как смягчая. Они, понятное дело, в горе все. Ездили его тыщу раз уговаривать, никак не могли в покое оставить. Ирку, конечно, пытали на предмет того, что случилось. А она говорит: ничего не случилось, просто Лёня неожиданно с ума сошёл.

Потом Лёня пропал. Говорили, что видели его то там, то здесь: кому-то дрова возил он из леса, кому-то дом строить помогал, кирпичи клал. И всё это вроде как за бутылку и за ночёвку. Денег от него Ира уже больше не видела.

И вот недавно, уже этим летом, пошла мама за молоком к Кузнецовым. А дура Танька бежит к ней навстречу, счастливая, гордая:

– Лёнь! Лёнь у меня… У меня ноча…

Ночует, то бишь. Вон куда прибило бедолагу.

Племянников, кстати, Танька обоих похоронила – ей хоть бы хны. Славка так после Чечни человеком и не стал. Погеройствовал, погеройствовал перед девицами, а потом взялся усиленно пропивать пособие своё от государства. Работать наотрез отказался, так ветераном Чеченской войны и замёрз спьяну неподалёку от дома. А брат его, Мишка, наоборот, от жары помер. Тридцать пять градусов было в тени, а он зарплату получил – да к бабке Вальке. Уж не знаю, какой крепости её самогонка, но видно, в сумме-то градус получился чересчур серьёзный для молодого парня. Через три дня в овраге за деревней его отыскали.

Правда, надо отдать должное Таньке – за мальчиками она ходила так же безупречно и безропотно, как за скотиной. Как вечер – ну рыскать по деревне, племянников из-под чужих заборов забирать и домой волочить. И звала их, как скотину кличут:

– Минь, Минь, Минь… Где-е?

И всё-таки не уберегла.

Зато теперь ей вон как «подвезло». Она любовь свою единственную, можно сказать, обрела. Теперь Лёнечку ненаглядного под заборами подбирает. Сподобилась.

Мечты сбываются. Интересно, это Валька случайно так выразилась или помнит старая гадина наш с Ирой десятилетней давности разговор?

Я, когда совсем стемнело, и спать вся деревня в пьяном дурмане завалилась, пошёл и выломал из Валькиного внешнего забора две доски. Думал ещё, что мало двух – нет, ничего, сработало. Утром, часов в восемь – визг, причитания, мат и слёзы. Немногочисленное наше деревенское стадо, голов пять всего коровушек – в полном составе – заглянуло в Валькин огород по пути к месту пастбища. Капуста, и горох, и зелень вся, и морковка, и картошка – что не съели, то растоптали. Им, беднягам, на выжженных солнцем лугах скучно сейчас, поди. А тут такой пир. Я сижу себе и помалкиваю, думаю: пусть и у коровушек тоже мечты сбываются, чем они хуже?

А ещё, говорят, если бросить в деревенский сортир пачку дрожжей, интересная реакция происходить начинает.