Назар Гельдыев - Мелодия Секизяба (сборник)

— Послушай, Поллы-джан, — сказала вдруг мама. — Ты сказал доктор, и я подумала…

— Я подумал об этом раньше тебя, — перебил маму отец, который не мог допустить и мысли, что хоть в чём-то он не первый. То, что ты подумала, ты подумала именно потому, что ещё до тебя об этом подумал я. Врачиха… — сказал он.

— Кумыш, — уточнила мама.

— Вызвать её сюда, — предложил отец.

— И сказать ей…

— Чтобы оставила Ашира в покое. Ай, да мы. — И отец, как ребёнок, захлопал в ладоши.

— Одно плохо, — сказала мама.

— Ну, что ещё. Так хорошо придумали, а ты говоришь — плохо.

— Придумали хорошо, — подтвердила мама. Плохо то, что она не согласится.

— Кто не согласится?

— Да Кумыш, кто ещё. Ведь она, я думаю, любит Ашира. Сколько лет его ждёт. Нет, она не оставит его.

— Может быть, — предложил отец, — откупиться от неё. Ну, предложить ей там… не зною что. Что захочет.

— Не годится, — заявила мама с непривычном твёрдостью.

— Откуда ты всё знаешь? Надо только ей предложить. Недаром говорят в народе, что даже святой Хыдыр не устоял при виде золота.

— Ты не знаешь Кумыш, — сказала мама — «Не из таких она. Никакими подарками её не купишь.

— Тогда надо их поссорить, — предложил отец. — Это я беру на себя. Скажу ей пару слов, после которых она будет сторониться Ашира, словно он заболел паршой.

— Хочешь наговорить на него?

— Вот именно, — маминой любимой присказкой ответил отец. — Вот именно. Скажу ей, что Ашир давно уже её разлюбил и только терпит, а что теперь и терпеть не хочет и поручил мне сказать это ей. Если у неё есть хоть капля девичей гордости, она и не подойдёт к нему больше, уедет куда-нибудь — и всё.

— Не больно-то это красиво, — засомневалась мама.

— Красиво — некрасиво, не это главное. Зови эту докторшу сюда, и все дела. Позвони ей, скажи, что я заболел. Что живот у меня, скажем, заболел. Пусть приезжает.

— Но у тебя же не болит ничего, — возразила мама.

— Откуда эта голоногая девчонка может знать, болит или не болит живот у такого почтенного человека, как я. Ведь ничего же не видно. Живот снаружи, а боль внутри. Говорю — болит, значит болит, что она понимает.

— Тебе видней, Поллы, — сказала мама. — Только в ауле все знают, что эта девушка, Кумыш, очень толковый врач. Стоит ей посмотреть на тебя, и она поймёт, что ты притворяешься. Когда у жены слепого Берды разболелся живот, она только дотронулась до её живота и сразу определила — это аппендицит. Так оно и оказалось.

— Не может этого быть, — не поверил отец. — Подумай сама, может такое быть или нет. Сама подумай.

— А я боюсь, Поллы. Посмотрит она на тебя и увидит аппендицит. Значит, надо будет резать тебе живот.

— Не каркай, — рассердился отец. — Не верю я в такую ерунду. Если у меня нет аппендицита, зачем меня будут резать. Ерунда всё. Звони ей. Вызови её сюда, а я лягу в постель. Как только она приедет и осмотрит меня, попрошу её задержаться и всё ей скажу. И вот ещё что мне пришло в голову. Скажу ей, что Ашир её не стоит. Пусть найдёт себе жениха получше, потому что Ашир ей не пара. Вот так и скажу. Что такая, как она, найдёт себе пария в сто раз лучше. Неужели она не поверит мне? Если отец сам так скажет про своего сына — как она может не поверить? Обязательно поверит.

— Некрасиво как-то говорить дурное про нашего Ашира.

— Ну, женщина, — сказал отец, — ты непонятлива, как овца. Разве я говорю, что он плохой. Я ей это скажу, лишь бы поверила и оставила мысли о замужестве. Неужели ты хочешь, чтобы сын Хайдара восторжествовал над нами. Да я не знаю, на что готов при мысли об этом. Звони докторше. А я пока улягусь в постель.

Мама, чуть помявшись, пошла к телефону, а отец завязал голову полотенцем и стал готовить постель.

— Ал-лоу, ал-л-лоу, — произнесла мама в трубку. — Соедините меня с больницей. Хорошо, я подожду. Кто мне нужен? Кумыш. Сейчас её поищут, — сообщила она, прикрывая трубку ладонью. — А может её нет? Может ушла куда-то?

— Как её может не быть, если человек болен? — рассердился отец. Он уже вполне освоился с ролью больного. — Человеку плохо, живот горит огнём, а врач разгуливает. И ты ещё нахваливала её. Какая же из неё невестка, я хотел сказать, какой из неё врач?

— Т-с-с, — сказала мама. — Кумыш? Это ты, доченька? Это говорит Сона, жейа Поллы, Да, да, мама Ашир-джана. Спасибо, спасибо. В том-то и беда, что не все здоровы, нет не я и не Ашир. У Поллы что-то в животе схватило. Да, терпит, но мучается. Н-нет, вроде не тошнит. Лежит, скрючившись в постели. Температура? Не мерила, сейчас поставлю градусник. Приедешь? На машине? Приезжай, доченька, мы будем ждать.

— Сейчас приедет, — сообщила она отцу, повесив трубку. — Такая вежливая и голос, как у соловья. Очень испугалась за тебя, Поллы. Даже неудобно обманывать её, так она переживала.

— Садись рядом и поддерживай мне голову, распорядился отец. Он уже полностью овладел своей ролью и стал стонать, как самый заправский больной. — Массируй мне ноги, — попросил он и снова застонал.

Его слова заглушил шум приехавшей машины.

— Кажется, докторша приехала, — сказал отец и ещё раз застонал. Но мама засомневалась.

— Так быстро, не может быть.

— Это ещё почему, — оскорбился отец. — Когда заболевает такой уважаемый человек, как я, к нему, как не спеши, всё не будет быстро. Ну вот, слышишь шаги.

И впрямь, послышались шаги. Неужели Кумыш?

Отец приготовил себе постель в самой большой комнате, два окна из которой выходили на улицу. Окна же из моей комнаты выходили во двор, в сторону ворот, так что каждый, кто со двора захотел бы попасть в дом, должен был неминуемо пройти мимо меня. Услышав шаги, я выглянул и снова почувствовал, что сейчас расхохочусь, как утром, Кумыш? Это была тётушка Огульсенем, которая, похоже, решила сжить моих родителей со свету.

Увидев меня, тётушка Огульсенем остановилась.

— Ва-ах, Ашир-джан, будь счастлив в этом мире. А где твои родители?

— Сейчас я их позову.

И открыв внутреннюю дверь, я позвал:

— Мама! К тебе пришла дорогая гостья, тётушка Огульсенем.

В соседней комнате зашушукались.

— Какой чёрт принёс эту старуху в такое неподходящее время, — прошипел сдавленным голосом отец.

— Что мне делать? Ведь вот-вот приедет Кумыш. — Это уже был растерянный голос мамы.

— Скажи этой чёртовой сватье, что я ушёл в больницу. Да смотри не пускай её в комнату.

— Попробуй не пусти её. Ложись калачиком, я выключу верхний свет и накрою тебя с головой. В случае чего скажу, что замесила тесто.

— Хоть бы докторша не пришла в это время, — услышал я вздох отца. — Проклятая сплетница, и нанесло её…

После этого на мгновение всё затихло, а потом в мою комнату с разных концов вошли тётушка Огульсенем и моя мама. Тётушка Огульсенем прямиком двинулась ко входу в большую комнату, но мама, словно невзначий, преградила ей путь.