Лев Трутнев - Живая душа

Лебеди спрятались под каменным козырьком и сидели, прижавшись друг к другу. Укрытие и неподвижность помогали им бороться с голодом и непогодой. Птицы чувствовали, что ненастье скоро кончится, и терпеливо ждали.

Надвигались сумерки, почти неотделимые от земли. Засунув голову под крыло, самец дремал той удивительной дремой, на которую способны только птицы. Он и с закрытыми глазами видел все, что их окружало, слышал тончайшие изменения в адской какофонии звуков. Слух – это единственное, на что могли надеяться птицы в этой опасной темноте.

Самка забилась глубоко под нависшие камни, но и ее лебедь чувствовал, улавливая трепетание каждого перышка.

К середине ночи ветер вдруг упал, перестало гудеть море, и лебедь поднял голову. Он уловил одному ему понятную перемену, услышал зарождение нового, северного ветра, ветра с далекой родины, и заворочался в беспокойстве, оскальзываясь широкими лапами на камне. Теплый, почти неощутимый ветер звал его в полет.

Внизу было непривычно бело, но лебедь по контурам, по заметным ему признакам угадал родное озеро. Радость, означавшая конец тяжелого перелета, вырвалась из груди птицы: лебедь прокричал мягким и нежным криком. Сделав несколько кругов, птицы опустились прямо на сугроб в камышах.

Стоял редкий туман. Он поднимался от сырого снега, и зарождаясь в нем, и разрушая его. Со всех сторон доносились какие-то шорохи, шлепки, вздохи, но лебедь знал, что это звуки идущей по степи весны, и не тревожился. Утомленные и голодные птицы некоторое время сидели неподвижно. Быстро светало. Острый взгляд лебедя различал каждую камышинку поблизости, каждый зигзаг извилистой протоки, покрытой снегом. Он знал, что в конце ее, на торфянике, стоят ивовые кусты, на которых теперь вытаяли мохнатые почки, мягкие и вполне съедобные в это трудное время. Медленно, шаг за шагом, он стал подаваться в сторону этих кустов, увлекая за собой самку…

К неодушевленным звукам утра прибавились и звуки живые. Где-то азартно стрекотала сорока, далеко-далеко пробовал бормотать тетерев. От ближней деревни тоже стало больше шума.

В кустах снег мягко пружинил, и даже широкие лапы птиц чуть-чуть проваливались. Самка с жадностью склевывала почки с веток, а лебедь ни на миг не забывал об осторожности. За кустами, в крепком камыше, было и постоянное их гнездо – большая куча из года в год наваливаемых друг на друга стеблей тростника и травы. В прошедшем году какой-то человек, проникший в озеро ночью, расположился на их гнезде и растоптал в темноте яйца. Лебедка отложила вторую кладку, но время было потеряно, лебедята не поднялись на крыло к отлету на юг, и пришлось их бросить. Таков неписаный закон природы: нужно спастись, чтобы продолжить род.

Туман уползал, открывая чистое голубое небо, и лебедь опять не сдержался от радости, закричал протяжно и сильно, заходил вокруг самки, клювом расправляя ей перышки.

У Якова Землякова, егеря заказника [45], потянулась пора особых хлопот. Время поплыло горячее, а людей жадных на дармовщину – запретную охоту – не убавилось. С рассвета до полуночи мотался он по угодьям, то верхом на лошади – в степи, то на лодке – по береговым плёсам…

Теплее и теплее становился воздух, наплывающий на степь с восходом солнца, и Яков, чувствуя его, прислушивался к беспрестанному звону жаворонков, к далеким, звучным, как лесное эхо, голосам лебедей на озере и радовался, как малое дитя. В закутке у него всю зиму прожила пара кликунов-хлопунцов, пойманная глубокой осенью. Нелётные лебедята были обречены на погибель, но егерь с наступлением первых морозов сумел их взять и привезти домой. Ухаживала за птицами жена Землякова – Таисья.

Домашние гуси уже высиживали яйца, а прожившие с ними всю зиму лебеди сиротливо топтались у маленького оконца, пробуя клювами прочность прозрачного стекла. По утрам, когда только-только брезжил рассвет, Яков слышал их глухие, протяжные, проникающие в душу клики, хлопанье мощных крыльев и тревожился, бросал долгие взгляды в заозерье, пытаясь определить близкую погоду. Он ждал того момента, когда можно выпускать лебедей без риска. Привыкшие к теплу и человеку, они могли не вынести стойких ночных заморозков и скудного корма.

Лебедь услышал людей издали – их приглушенные голоса, хлюпанье воды под ногами или под лодкой ясно различались в предрассветном воздухе – и насторожился. Появление людей в озере, да еще в такое время, было опасным.

Прошло несколько дней, как лебеди обосновались на озере. Весна растопила снег на высоких берегах, и он скатился водой в камыши. Не выдержав напора талой воды и солнечного тепла, расползлись по камышам и рыхлые сугробы. Широкое водное пространство кольцом охватило озеро. Лишь лед на «море» – большом центральном плёсе и на его заливах – оловянно белел, еще мощный и твердый.

Лебеди стали летать на открывшиеся в полях проталины и пастись там. Особенно долго кормилась лебедка. Она откладывала яйца, и ей нужно было набираться сил для насиживания.

Редкие голоса людей с каждой минутой приближались, и лебедь бесшумно соскользнул с края гнезда в воду. Проплыв с сотню метров, он побежал, гулко шлепая по воде перепончатыми лапами. Несколько взмахов сильных крыльев – и лебедь взлетел. Издали заметил он в камышах две темные фигуры и дал тревожный сигнал самке. На втором круге лебедь увидел, как и она белой лодочкой нырнула в камыши, направляясь на открытую воду. Сделав еще один круг, подальше от опасного места, он догнал поднявшуюся в воздух лебедку, и они вместе потянули на далекое поле.

– Опять, видно, на старом месте поселились, – сказал один из людей, пробуя ногой дно. – Тогда я в темноте закрытые яйца не заметил и раздавил, думал, что ондатровая куча попалась.

– Не бросили, значит, – отозвался тот, что был в надувной лодке. – Поди, и на яичницу нам приготовили. Я еще ни разу не ел яичницу из лебединых яиц.

– Может, и приготовили – время. А место там для стоянки доброе: камыши плотные, и это гнездо как копна – влезешь и сиди, отдыхай.

– Отдохнем, – сказал опять тот, что в лодке, – теперь недалеко осталось. Была бы деревяшка – давно бы на месте были. А эту, того и гляди, об лед располосуешь.

– С деревянной ты бы не дотопал от леса. Земляк бы тебя взял тепленького еще на подходе.

– А здесь не возьмет?

– Здесь – нет. Куда ему все озеро проверить! На вертолете только, а его у Яшки, на наше счастье, пока нет.

– Ну как там? – спросил снова сидевший в лодке.

– Глубоко. Воды больше, чем в прошлом году. В сапогах не пройти.

– Ты уверен, что в том рукаве есть ондатра?

– Даже и говорить нечего! Можно отменно поживиться: шапочники сейчас шкурки с руками отрывают. Только бы до места добраться, а то я и сверху, и изнутри весь мокрый…