Лев Трутнев - Живая душа

Луна поднялась в самую высокую точку. Ее свет мешал зрению, настораживал зверей, держа их в напряжении. Рысь стала волноваться: они ушли далеко от логова, а там остался котенок – и самец повернул назад. Чем дальше они уходили в глубину гари, тем слабее становился пугающий запах, а вскоре он и вовсе пропал. Настой цветущего кипрея заглушил его и вытеснил. Голодные и возбужденные, вернулись звери к логову. Их встретил радостным урчанием не менее голодный рысенок.

Днем на ближнем болоте зверям удалось поймать несколько лягушек, а в ночь они снова двинулись в леса.

Пугающий запах почти пропал, хотя еще и ощущался. Но на этот раз рыси вели себя смелее: они были голодные и решительные. Кот прошел тальниковыми кустами и залег на краю хлебного поля, еще дышащего легким противным духом, а кошка двинулась в хлеба.

В конце лета почти все зайцы собираются в дозревающих хлебах: там им и прятаться вольготно, и сочной еды вволю.

Первого зайца рысь учуяла совсем близко и пошла, почти поползла, едва-едва приподнимаясь над землей. Она усиленно нюхала воздух и прислушивалась. Но запах шел слабый, а шорохов никаких не слышалось. В напряженном, упругом движении рысь подошла совсем близко к тому месту, откуда исходил знакомый дух, и прыгнула. Тяжелый удар перевернул лежащего зайца, когти рванули тонкую шкуру, но тут кошка почуяла смердящий тлен и отпрянула в прыжке. Если бы не другой, преследующий ее вторые сутки запах, то рысь бы поняла, что скрадывала пропавшего зайца. Но стойкий въедливый дух помешал этому. С отвращением метнулась кошка в сторону и пошла дальше, намереваясь выгнать зайцев на притаившегося самца. Падаль рыси едят только в редчайшем случае: при остром длительном голоде.

Вяло шелестели выколошенные стебли хлебов, мягко пружинила под лапами земля. Рысь, поглядывая на светлый диск луны, шла широким кругом. Снова нос ее уловил заячий запах, но на этот раз кошка не ошиблась. Она сразу определила, что и этот зверек пропащий. Еще на двух или трех зайцев натыкалась рысь, но ни одного живого не учуяла и не услышала на всем большом хлебном поле. Самец встретил ее раздражающим урчанием и злым шипением. Они переместились на другое поле, и кот сам пошел в загон. Напружинившаяся, готовая в любой момент сорваться с места рысь так и отлежала на меже все долгое время, пока самец обходил поле пшеницы. Вернулся он притихший, встревоженный и злой.

Луна свалилась к самому лесу, когда звери, обшарив все ближние поля, тальники и опушку леса, вернулись к логову усталыми и пустыми.

Сумерки едва накрыли гарь, а рыси уже подходили к первому лесу. Проверенная несколько раз местность их теперь не интересовала. Звери двигались дальше, в глубь лесов, к широкой речной пойме. Оттуда, от сырых лугов, поднимался туман, неясные звуки долетали до рысей, и они шли быстро, но осторожно.

Темной горкой зачернел на бугре пастуший вагончик, остро запахло овечьим пометом, мочой. Кот остановился, вглядываясь в прясло загона. Живым теплом тянуло оттуда, сладким духом, и звери заволновались, шерсть у них на загривках встала дыбом. Кот, нервно подергав ушами, мягко двинулся в обход вагончика. Какими-то своими чувствами он угадывал, что впереди не дикие животные, что все эти запахи связаны с человеком, что это смертельно опасно, но голод был сильнее тех понятий.

Рыси приближались к изгороди с двух сторон, сильные, ловкие, почти незаметные в легком тумане и темноте. Не останавливаясь, одновременно они перемахнули прясло и упали на живую кучу лежащих в загоне овец. Гул взметнулся в нем от сотен ошалевших от ужаса животных. Слабая изгородь затрещала под их напором, и поток баранов устремился в ночную пойму.

Рыси поскакали следом, злобно мяукая, не торопясь и не нападая, и только у леса кот в несколько прыжков настиг крупную овцу и сбил ее грудью. Подоспела самка, и вдвоем они быстро задавили свою жертву.

Первым собак услышал кот и вскочил. Рысь и котенок сладко спали. Самец отошел от логова к колодине, на которой нередко точил когти, и запрыгнул на нее. Оттуда гарь далеко просматривалась, и на краю ее, у леса, кот заметил людей. В несколько прыжков он достиг логова, чтобы предупредить рысь, но она уже вынырнула ему навстречу. Желтые глаза ее фосфорически светились. Нужно было уходить, чтобы не привлечь собак, а с ними и людей к логову. Кот как-то связывал ночное нападение на овечью отару с этим появлением облавы и чувствовал, что обязан защитить самку и детеныша, отвести от них смертельную опасность.

Рысь перемахнула колодину и пошла в дальний край гари, чтобы там, на кругах, перехватить свежими петлями собак, отвести их от гнезда, а кот по большой дуге стал подвигаться навстречу лаю. По нетерпеливому повизгиванию он понял, что собак много и надежды на спасение почти нет. Петляя, запутывая следы, пересекая их несколько раз с ходом самки, кот все ближе и ближе подпускал разъяренных, горячих собак.

Тихо качались розовые метелки иван-чая, тяжело и мертво лежали в кудрявых мхах опаленные давним огнем колодины, и безмятежно летали туда-сюда стрекозы, шелестя крыльями. Собаки шли гурьбой прямо в направлении логова. Ночной след рысей с запахом кровавого мяса, которое они тащили котенку, еще не выветрился окончательно, и вел их по гари.

Чтобы отвлечь псов от их стремительного хода, сбить со следа, кот несколько раз грозно промяукал. Собаки, услышав зверя, ринулись с тропы в его сторону. Лай их покатился по гари с рыком, с нетерпеливым визгом. И кот пошел с колодины на колодину, прыгая широко, зигзагами, стараясь выбирать непроходимые для собак завалы убитых пожаром деревьев, с острыми, окостенелыми сучьями, высоким кочкарником [55]. Один он легко бы ушел от своры, но на гари где-то металась рысь, а в логове таился рысенок, и зверь держал собак на близком расстоянии от себя, и многие из них его и видели, и чуяли.

Люди отстали, и кот потерял их из поля зрения. Ему ни на миг нельзя было отвлекаться. Собаки, обтекая гиблые места, выдыхаясь, выдирая о сучья клочья шерсти, двигались вязко, охватывая зверя кругом. Но гарь была его домом, и кот всякий раз уходил из живого, готового сомкнуться кольца. А ряды собак таяли: слабые выбивались из сил, отставали, терялись в густом травостое, но их все еще было много. И зверь, завязанный накрепко в жестокой игре, не заметил, как дружные псы отрезали его от непролазных крепей и стали теснить на край гари, поближе к людям.

Грудастый приземистый кобель, перемахнув колодину, достал кота в прыжке, и они сшиблись с глухим стуком, упали в кипрей. Но зверь успел ухватить собаку поперек спины. Хрустнул под клыками позвоночник, и острый скулящий вой заглушил рык второго пса, прыгнувшего сзади. Кот успел развернуться и сильным рывком послал задние лапы вдоль разгоряченного собачьего тела. Он ощутил, как его когти вошли в брюхо собаки, и тут же вскочил, увертываясь от следующего нападения.