Лев Трутнев - Живая душа

– Время такое, что резвиться надо. Вот-вот ни зайчонка, ни лисицы не увидишь, утки паршивой и то мало стало. Так хоть повеселимся напоследок. А зверье одним сердобольем все равно не спасешь…

У далекой границы света и теней блеснули две точки, два холодных огонька.

– Лиса! – Сутулый подтолкнул рулевого под бок. – Только спокойно, не упусти из виду!

Трактор зло рыкнул и упорно, как настойчивый хищник, устремился в погоню. Скоро в теряющем силу свете, на самых дальних его границах, стало видно мечущегося зверя.

– На пахоту пошел! – Сутулый нервничал. – Хитер, гад!

– Не важно. – Рыжий спокойно крутил «баранку» тягача. – Нам что степь, что пахота, что кочки – долго не надергается. Язык высунет и ляжет.

– Держи, держи пока расстояние!..

Трактор, сдавливая чернозем огромными колесами, пошел по взрыхленной земле еще мягче, еще спокойнее, не сбавляя скорости, с той же настойчивостью, с тем же упорством. Заметно было, что зверь теряет силы, медленнее и медленнее бросается в свои замысловатые зигзаги и с каждой минутой становится ближе и ближе.

– Доходит! – Рыжий усмехнулся. – Готовь свою пятизарядку.

– «Пушка» всегда готова, может, и стрелять не придется, чтобы шкуру не дырявить. Я попробую палкой, зря, что ли, батожок приготовил.

Красный лис метался теперь в свете фар совсем близко. Видно было, как он вязнет в рыхлой земле, как из последних сил распластывается в изнурительном беге.

– Стрелял бы, – недовольно буркнул Рыжий, – чего зверя мучить.

– Отмучается скоро. Вот дождусь, когда сядет или ляжет, так и пойду забирать.

Пахота кончилась. Рваные плешины солонцов забелели по сторонам. Зверь чуть-чуть прибавил ходу, но и Рыжий поддал газу мощному мотору, и расстояние между трактором и загнанным лисом не увеличилось.

– Еще минут пять – и всё!

– Там тальники, не ушел бы, – буркнул Рыжий сквозь зубы.

– Не дотянет…

И вдруг, почти в один миг, зверь исчез. Исчез на глазах, в ярком свете мощных фар.

– Занорился! – выкрикнул Сутулый. – Тормози!

Они долго стояли возле широкого темного отверстия, круто уходящего под старый межевой столбик.

– Вот паскуда! – выругался Сутулый. – Ушел! Из сумки ушел! Я и не знал, что тут нора есть!

– Я тебе говорил – стреляй! Так нет, шкуру пожалел, а ее еще содрать надо…

А красный лис забился в самый дальний край своей запасной норы и слышал, как стучит запаленное в беге сердце, и этот звук, отдаваясь по сухой земле, ощущался всем обессиленным телом.

Ранним, удивительно чистым утром красный лис вволю натешился отяжелевшими к зиме мышами, долго и упорно выискивая их под слежавшимися кучками соломы. Он уже направился на лёжку, когда услышал грустный гусиный гогот и, увидев птиц, сунулся к соломе, прячась под ее ершистую стенку.

Дикие гуси снижались на эту же стерню совсем близко. Лис видел их белые, в пятнах подгрудья, вытянутые лапы, круто изогнутые шеи. Шум от их крыльев на какое-то время заполнил все немое пространство, и в тревожной радости затрепыхалось сердце зверя. Гуси – это не только добыча, но и живые существа, такие же, как и он, дикие, вольные.

Уже много дней лис мотался по степи в тоскливом одиночестве и, если бы не мыши, пропал бы с голоду или пошел промышлять в деревню, где рано или поздно не выдержал бы соперничества с человеком и погиб.

Успокоившись, гуси стали кормиться, склевывая натерянные при жатве зерна. Они широко разбрелись по полю, но сторожевой гусь постоянно оглядывал пространство своими небольшими, но удивительно зоркими глазами.

Лисицы не могут долго выжидать добычу да и не приспособлены к быстрому и мгновенному нападению. Поэтому красный лис стал медленно подползать к птицам. Особенно привлекал его внимание один крупный гусь с почти белой грудью, державшийся чуть-чуть на отшибе. Но, как ни осторожничал лис, зоркий сторожевик заметил крадущегося зверя и тревожно загоготал. Стая дружно снялась, снова заполнив воздух хлопаньем крыльев и гоготом, и перелетела на другую сторону поля. Лис убедился, что эта добыча ему не по зубам, и медленно побежал к своим заветным кустам.

Ночью лис наткнулся на свежий запах крови и по нему нашел еще не успевшего закоченеть гуся-подранка: вечером на поле была азартная и разгульная охота.

Сытый и довольный, заснул красный лис в тальниковой чащобе, выбрав себе мягкое укромное место. Он и не подозревал, какая опасность обрушится на него с новой, неизвестной, неиспытанной силой.

Сон унес его в далекие летние дни, во двор к человеку, к злому псу, и грохот лая разбудил лиса, и не просто разбудил: он вскочил как ошпаренный. Но лай был явным, реальным, близким и громким. Лис метнулся в глубь кустов, стараясь уйти от него плотной чащей, но лай неотступно преследовал его. Скоро блуждающий ветерок донес до зверя острый запах собаки, а потом и человека. Лис заметался по ивнякам, кружа в разных направлениях и стараясь запутать свой ход, сбить гончего пса с толку, но все было напрасно: собака постоянно отыскивала его по горячему, густо пахнущему следу и гнала, отрезая путь в заросли, на хозяина, затаившегося или перемещающегося где-то по опушкам открытых полянок.

Лис то улавливал его запах, то терял и тогда вовсе шалел от страха, вертел петли, рискуя попасть в зубы собаки. Силы у него были не бесконечны, и он был явно слабее, чем откормленный, вылежавшийся в теплом и уютном дворе пес, и дальше играть в прятки становилось опасно. Определив по запаху направление, где затаился охотник, красный лис пошел напролом в противоположную сторону. Напрасно собака старалась отрезать ему путь. Крепкие кусты все же ей мешали, а лис, зная все тайные лазы, уходил. Зверь не мог прикинуть, хватит ли у него сил оторваться от пса, чтобы добежать до своей спасительной норы. Все дикое нутро лиса восстало против смертельной опасности, и выбора у него не было.

Из последних сил понесся он в степь прямым, самым коротким путем, и собака, не переставая гавкать, выпуталась из чащобы и резво кинулась следом. С каждой минутой расстояние между ними сокращалось. Лис уже слышал нетерпеливое повизгивание пса, хриплое его дыхание, и это пугало и подстегивало зверя, чудом держало в запале последние его силы. Совсем, совсем близко была собака, даже запах ее разгоряченного тела улавливал красный лис, но и спасительница нора открылась перед ним темным широким зевом, и с ходу, с разгона нырнул зверь в нее, как ныряют в распахнутые двери. Злобный яростный лай глухо раздавался наверху, а лис вновь съежился в своем тесном убежище и слушал тугие удары своего сердца.