Сергей Кузнецов - Душевая, или Несколько заметок о рецепции гигиены в эпоху постмодерна

Он повторил жест Тамми, перебирая крупными пальцами по пластиковому подлокотнику лежака. Гэри съежился: точно дразнит! Помнит про инсектофобию и паука в ланч-боксе!

Впрочем, завтрак с пауком — это еще полбеды. В первую ночь с Тамми в гостиничный номер заползла какая-то многоногая гусеница. Гэри с трудом сдержал вскрик и мужественно потянулся за тапком, но Тамми остановила его руку: живое существо, сказала она, цепь перерождений.

Гэри поморщился: ну да, цепь перерождений, любое живое существо когда-то было моей матерью, даже дочка Макса Рифкина и президент Буш, подумать страшно. Брр.

Гэри никогда не был любителем нью-эйджа: с него хватило и того, что его прадедушка был раввином.

Не порть нашу карму, добавила Тамми, и слово «нашу» искупило все: Гэри впервые подумал, что у нас, быть может, получится больше чем one night stand, и чуть не захлебнулся от счастья. Пока Тамми лежала в его объятьях, утоленная и обессилевшая, он размышлял, как именно судьба собирается взимать свои неотвратимые налоги. Суждено ли ему вскоре ослепнуть? Или стать паралитиком? А может быть, ему придется прочитать полное собрание сочинений Льва Толстого? Какой кошмар предстоит взять на себя Гэри Розенцвейгу, чтобы миры смогли продолжить гармоничный круговорот?

— Ну вот, — сказал Оливер, — все ждали конца света, а всего лишь лопнул доткомовский пузырь.

— Все как обычно, — кивнул Гэри, — еще Фрейд и Юнг, доказав, что смерть является не врожденным, а благоприобретенным свойством организма, безусловно постулировали, что коллективное бессознательное всегда в курсе планов коллективного неосознанного. Так, вся история про «миллениум баг» — отражение старого страха перед машиной, проявляющегося сегодня как страх перед компьютером, велосипедом или налоговым инспектором. И этот страх неизбежно должен был привести к падению рынка.

— Миллениум бабл, — улыбнулась Тамми, — NASDAQ баг.

Боже мой, какая же она умная, восхитился Гэри, но не подал виду, только просиял, как свежевычищенная сковорода его бабушки, и восторженно поглядел на жену.

— Какие вы, ребята, умные, — сказал Оливер, которому нечего было скрывать, — что пузырь лопнет и так было ясно. Главное было правильно угадать — когда. Вы, ученые, смотрите на все с точки зрения вечности — а моим клиентам, простым финансистам, приходится вертеться в нынешнем здесь-и-сейчас.

Впрочем, на нынешнее здесь-и-сейчас грех жаловаться, подумал Гэри. Великолепие местного пейзажа есть безмолвное свидетельство величия божественного интеллекта, которого не знала Земля и, тем более, нынешняя президентская администрация.

— Кроме того, — заметил в ответ на его мысли Оливер, — пальмы хороши тем, что не просят постоянно в долг, как друзья, и не задерживают платежей по счетам, как клиенты.

— Да, старик, — согласился Гэри, — у твоих клиентов тяжелая работа, кто спорит? Сьюты в отелях, частные джеты, такая нервотрепка — если бы я жил в такой роскоши, я бы просто не представлял, до чего жалко мне было бы умирать. Разве что из экономии: если жить вечно, то сколько ж денег на все это уйдет?

— Депрессивная мысль, — сказал Оливер, — а мне еще говорили, что вся нью-йоркская интеллектуальная богема нынче на прозаке.

— С ней мне никакого прозака не надо, — сказал Гэри и глазами показал на жену.

Тамми улыбнулась — сдержанной задумчивой улыбкой, очарование которой не проходило все эти годы.

Омоту выныривает, уцепившись за бортик, подтягивается одним рывком. По пояс высунувшись из воды, легко вылезает из бассейна. Даже не оглядываясь знает: все сейчас смотрят на нее. Ну да, молодая, красивая, сильная, с фигурой не модели, но спортсменки. Разве что грудь великовата.

И еще — единственная черная у хилтонского бассейна. Это Омоту тоже знает не оглядываясь.

Она снимает шапочку и встряхивает туго заплетенными косичками. Энергия заплыва все еще переполняет ее: к лежаку она идет словно по подиуму — одновременно расслаблено и быстро.

Оливер улыбается и приветственно машет: мол, наплавалась? Давай уже к нам!

Для сорокалетнего мужчины неплохо выглядит: три фитнеса в неделю дают себя знать. Плюс утренние пробежки, да еще, небось, какой-нибудь специальный массаж или чем там продлевают молодость те, у кого есть на это деньги? Впрочем, Омоту нет до этого дела: хороший любовник, интересный собеседник, что еще нужно? Про фитнес и пробежки она и вспомнила только потому, что рядом лежит забавный Гэри — Оливер сказал «одноклассник», а выглядит на все пятьдесят, если не на пятьдесят пять: лысый, полноватый, сухая кожа — в желтоватых веснушках, в молодости, может, было мило, а сейчас выглядят как старческие.

А его Тамми красивая, такая, в стиле Люси Лью. Интересно, думает Омоту, ее за глаза называют презрительно «бананом» — желтой снаружи, белой внутри? Надеюсь, ей все равно — мне во всяком случае все равно: я давно не реагирую на свист и оскорбительные окрики черных парней, которые видят меня с белыми мужчинами. Не для того я уехала из Нигерии, чтобы кто-то решал за меня, с кем я буду спать.

Как говорится, Америка — свободная страна.

А эта Тамми, кто она, кстати, — китаянка? Кореянка? Омоту совсем не различает азиатов. Наверно, Тамми тоже раздражает, что для американцев Азия — как одна страна. Первые годы Омоту приходила в ярость, когда кто-нибудь говорил «у вас в Руанде». Нет, понятно, белому американцу трудно отличить игбо от тутси — но можно хотя бы спросить «вы откуда», запомнить ответ, а потом посмотреть на карту: от Нигерии до Руанды полторы тысячи миль по прямой, а в реальности — все две.

Впрочем, кому нужна география: все и так знают — в Африке резня, голод, СПИД и женщины с голыми обвисшими грудями. Что-то вроде фильма «Ад каннибалов», который они как-то, укурившись, смотрели в колледже. Для такой Африки рок-звезды собирают деньги на воду, еду и нищих беженцев — хотя куда нужнее были бы новые гранты на обучение в Штатах, типа того, по которому Омоту приехала сюда восемь лет назад. Она считает: пусть те, кто готовы работать и учиться, получат нормальное образование — а потом сами решат, что им сделать для отчизны: переводить деньги родным, вывезти всех, кого еще можно, или вернуться назад, спасать свою страну.

Омоту не стала возвращаться — прочитав в газете, что президент Абача, правившей Нигерией полтора десятилетия, был предположительно отравлен двумя индийскими проститутками, доставленными в его апартаменты из Дубая, она еще раз порадовалась, что теперь не имеет никакого отношения ни к этой власти, ни к этой стране. Просто еще одна афроамериканка, кто определит — когда и откуда, может, ее предки здесь уже двести лет?

Но все равно противно, когда Нигерию путают с Руандой или Зимбабве.