Ингомар фон Кизерицки - Деловое общение, или Школа жизни

Ненавижу сочинения, констатировал Платтель, глубоко затянувшись сигаретой «Лаки страйк»: я готовился по «Эдварду» Гердера — «Твой меч так покраснел от крови…», — тут я многое мог бы написать, потому что тоже натерпелся от своей матушки. Манкопф проворчал себе под нос, что он лично готовился к вопросам по первой и второй частям «Фауста», а не к этим треклятым сентенциям, но тем не менее сумел-таки как следует разобрать основные качества Гёте. Платтель меня слегка ошарашил, заявив, что изложил целую теорию относительно веймарского мастера, причем аккурат по теме. Потом мы спросили у Федермана, как его успехи, но он уклонился от прямого ответа, сказав только, что все в норме — тройка ему в любом случае обеспечена. В коридоре мы увидели Моля, который подыскивал себе новую партнершу, так как его красавица сестра в кого-то влюбилась. Я подумал, что женщины — загадочные существа, и вспомнил, как целовал Надю на скамейке в парке за пять марок.

Через две недели Форманек, сильно раздосадованный, вернул нам наши сочинения. Результаты в своем роде великолепны, пояснил он, но к теме в большинстве случаев отношения не имеют. Мне больше всего понравилась теория Платтеля, согласно которой Гёте — я цитирую — «вероятно, мог бы стать лучшим автором детективных романов в Европе, если бы не растранжиривал, как ненормальный, свое время на работы самого разного толка». Особенно поражает воображение последняя фраза: «Вообще же у профессий, связанных ч искусством, есть большие преимущества, ведь они позволяют заработать кучу денег». Платтель покраснел и протянул руку за своей тетрадкой. Дальше Форманек назвал фамилию Манкопфа и, грозно чихнув, сказал: Гёте, конечно, в какой-то мере был универсалом, однако твой вывод, что он ни на чем не мог по-настоящему сконцентрироваться, потому что соединение визуального и аудитивного восприятия превышает возможности отдельного индивида, уводит на ложный путь.

Ты, Ангелина, очень красиво пишешь о танцующих куклах, продолжал Форманек, но несколько преувеличиваешь влияние женщин на творчество Гёте; тем не менее я поставил тебе двойку. Федерман весь сжался, когда Форманек приблизился к нему. Из всей твоей работы, вздохнул Форманек, можно извлечь только одну мысль: Гёте непрестанно работал над собой, и это гарантировало ему небывалый жизненный и творческий успех. Негусто, но по сути правильно, хотя и чересчур расплывчато. Ах да, повернулся он ко мне: К., ты слишком рассеян, приводишь много хороших примеров, но когда пытаешься поставить всю производительную работу на фундамент одной совершенной и в данный момент неизбежной деловой идеи, как будто ничего вне этой идеи для человека не остается, твоя аргументация выглядит малоубедительной; четыре с плюсом, хоть ты и процитировал двусмысленную фразу Карлейля.

Монхаупт с последней парты получил тройку за свою старательную проработку проблемы тождества работы и удовольствия в произведениях Гёте, начиная с «Вертера», и особенно за терпеливый разбор «Фауста» — Монхаупт позже стал профессором новейшей немецкой литературы в одном из крупных университетов, — и только наш Франтишек схлопотал круглую пятерку, потому что он, как объяснил Форманек, отнесся к заданию чересчур легкомысленно. Впрочем, в каком-то смысле он все-таки проявил усердие, это был вынужден признать даже наш учитель: Франтишек разделил лист тетрадки на две рубрики, одной дал заглавие «ДЕЛА, абстрактно», а другой — «ДЕЛА, со страстью». По этим рубрикам он, по своему разумению, распределил все произведения веймарского мастера; так, в рубрику «ДЕЛА, абстрактно» вошли обе части «Фауста», «Герман и Доротея», «Избирательное сродство» и «Вильгельм Майстер», а в рубрику «ДЕЛА, со страстью» — все стихотворения, драмы и письма.

Франтишек нисколько не переживал из-за пятерки, он и без того знал, что учится в школе только ради самого процесса обучения. В качестве напутствия и чтобы мы не особенно расстраивались из-за своих отметок Форманек процитировал нам еще одну сентенцию, или максиму, Гёте, на сей раз адресованную Карлейлю и, может быть, в свое время тоже сказанную в утешение этому бедолаге, всю жизнь призывавшему своих современников относиться к работе как к священному долгу: «Добрая воля помогает обрести совершенное знание». Хотелось бы верить, что это соответствует действительности, но только стоит мне подумать о злополучном Хельберге, как меня одолевают сомнения…