Елена Сазанович - Васильки на Тверской

– В таком случае, – резонно заметил я, – зачем они вообще прицепились к Пушкину? Назвали бы свою забегаловку “Stiven King’s Horror”. Швейцара бы разрядили под мертвеца, а официантов под вампиров и газонокосильщиков. И объяснять никому ничего не надо.

– Нет! Все гораздо проще. И гораздо страшнее. На фига им Стивен Кинг. Ему и без нас нормально живется, а у нас он и так на плаву. Им нужен Пушкин. И не меньше! А больше! Да ты сам прекрасно знаешь – почему! Им нужны… Все мы, наверно… И все, что у нас есть…

– И что же ты сделал, Василек? – Майя сжала в руке бокал.

– Поначалу я был просто в шоке. Даже думал поджечь этот подвал, чтоб никому не достался. Но потом… Потом спасение само свалилось на мою голову.

– В виде кого?

– Да притащились тут какие-то отвязанные художники, предложили помочь материально. Хотят снять мой подвальчик под выставку своих работ. Представляете, ребята, за несколько вечеров я рассчитаюсь со всеми долгами и даже кое-что здесь отремонтирую! Возможно, даже смогу провернуть свою давнюю идею – организовать настоящие “Пушкинские встречи”. Приглашать стоящих поэтов, певцов, артистов, чтобы читали стихи Пушкина, свои стихи о нем.

– М-да, – неопределенно протянул я. – Странно все. Какие-то непонятные художники, какие-то бешенные деньги… За твой захудалый подвал… Тебе не кажется, что здесь что-то нечисто? За эти же “бабки” они вполне могли бы какой-нибудь солидный зал арендовать.

– Если честно, я и не думал над этим. Да и что за дело. Повисят картины несколько дней и вся недолга.

– Но ты хоть видел эти работы?

– Нет, но судя по виду их создателей… Наверняка, какой-нибудь супер-архи-авангард. Мазня, одним словом.

– Уж не знаю, не знаю… Когда говоришь выставка?

Василек взглянул на часы.

– Через часок они притарабанят свои работы. Так что приглашаю. Хотя, если честно, рожи у них еще те. Так что, может быть, вам и не нужно оставаться. Особенно Майе. Вдруг какая порнуха, черт его знает! Сейчас всего можно ожидать!

– Ничего, Василек. Мы переживем, так что останемся. Хочется посмотреть на этих спасителей, да, Майя?

Она в ответ утвердительно кивнула.

– Мне здесь очень нравится, Василек. А, кстати, нет ли у тебе еще пару порций глазуньи и графина с вином?

– У меня даже где-то припрятан коньяк! Если его еще с лимоном и сыром, да к яичнице, – Василек поцеловал кончики пальцев. – Исключительно для тебя, Маечка. Я мигом.

Я был готов дать голову на отсечение, что он вновь помчался домой за деликатесами, припрятанными к какому-нибудь празднику. Похоже, сегодня этот праздник для него наступил.

– Да, Кира, – заключила Майя. – Сегодня – исключительный день. И ничто мне сегодня его не испортит. Ничто и никто!

Уже через час, выяснилось, что Майя поторопилась с таким утверждением.

Когда Василек упомянул о сомнительных рожах так называемых “художников”, то можно было уверено утверждать, что тем самым он выдал им большие авансы. Это были не просто сомнительные рожи. Косматые, бородатые, рваные и грязные, обвешанные какими-то значками и бусами. В их презрительных мутных глазах я сразу же заметил давно поселившееся вокруг нас зло. И если Василек этого не видел, то лишь по простоте душевной. Подобные типы просто так ничего не делают. И здесь непременно надо искать какой-то подленький подтекст. Но последнего я пока не видел, поэтому решил подождать.

Они вели себя, как хозяева. Громко кричали и размахивали руками, с шумом расставляли по углам большие и маленькие картины, завернутые в дерюгу, прикидывая, как их развешивать. Василек, судьба которого целиком зависела от этих непонятных существ, кивал им в ответ, советуя где бы лучше повесить холсты в зависимости от освещения. Довольно противное зрелище, но Василька я не винил. Ценой своей чести он пытался защитить честь великого поэта. Наконец, все приготовления были завершены. Места “повешания” определены, гвозди вбиты. Эти типы (их было четверо) как-то очень быстро и суетливо, но одновременно весьма четко, словно после длительной тренировки, сняли с картин дерюги. В считанные минуты “произведения” уже висели на стенах Василькового кафе.

Все случилось настолько быстро, что поначалу ни мы, ни другие посетители ничего не сообразили. К тому же работы были развешены в некотором отдалении от столиков. Внезапно я почувствовал, как мое сердце медленно окунается во что-то мертвенно холодное. Краем глаза я заметил, что Майя сильно побледнела и напряглась. Мы резко вышли из-за стола. Другие посетители также вскочили со стульев и приблизились к “экспозиции”. И как вкопанные застыли на месте. Это было настолько чудовищно, что не поддавалось логическому объяснению, выходило за рамки обыденного сознания и даже не вписывалось в пеструю картину нынешней разномастной культуры.

То, что мы увидели, не были картинами в их обычном (или даже необычном) понимании этого слова. Настоящие православные иконы, некоторые – тщательно скопированные. Красочные лики святых… Поверх которых жирной черной краской прошелся сам сатана. У евангелистов были подрисованы рога, копыта, метла, ступы. На их одеждах – фашистские свастики и сатанистские кабалистические знаки. Многие изображения были “дополнены” порнографическими “деталями” с извращенными заборными надписями…

У меня перед глазами все поплыло. Иисус Христос, Богоматерь, Серафим Соровский, Георгий Победоносец, Святая Варвара… Оплеванные, оклеветанные, растоптанные, раненые и униженные… Они кричали, взывали, молили о помощи. Как постоянно молим их о помощи мы сами. По их многострадальным святым ликам текли слезы. Это плакали мы.

Рядом я услышал, как заплакала Майя. А потом все произошло молниеносно. Я резко обернулся и увидел перед собой четверку сатанистов. Похожих друг на друга, как две капли воды. От возбуждения они постукивали копытами по полу. В их черных кудрявых волосах проглядывали рога. Редкие бороденки радостно топорщились. Они скалились желтыми прогнившими клыками. Они были уверены, что победили… И я со всей силы въехал одному из них по косматой роже.

Мой отчаянный хук послужил сигналом. Вот они – враги. Василек, Майя и пятеро других посетителей кафе, три парня и две девушки, бросились на них. Мы били этих подонков чем попало и куда попало, повалив их на пол. И они, тщедушные, трусливые, ползали на коленях между столиков. Один из них, самый здоровый, как последний трус, подкрался ко мне сзади и попытался огреть заранее принесенным железным прутом. Но его опередила Майя, со всей силы охладив его пыл, цветочной вазой. На мгновение он потерял сознание и как подкошенный рухнул на пол. В его слипшихся черных кудрях запутались осенние цветы.

Сатанисты, как тараканы, убегали по одиночке. С позором. И все же на их омерзительных рожах не было поражения. Унося ноги, они так же зубоскалили и даже умудрялись хихикать. А когда за ними захлопнулась дверь, и мы принялись наводить порядок на месте сражения, одна мразь просунула в дверную щель голову и прогнусавила: