Чезаре Павезе - Идол

От этих слов я опустил глаза.

Голос Мины неожиданно снова стал ласковым: «Ты, на самом деле, иногда вспоминал обо мне?»

— О. Мина!

Где-то в коридоре задребезжал звонок.

— А синьора знает, что ты находишься здесь, — неожиданно Мина спросила меня, буквально подскочив на кровати.

— Она сказала мне о Мануэле…

— Гвидо, тебе нельзя оставаться здесь. Синьора считает тебя за клиента: это в её интересах. Давай, лучше увидимся завтра…

— Но, почему я не могу оставаться здесь? Я клиент, как и другие. Я заплачу, как если бы на месте Мануэлы была бы другая. Сколько здесь берут за полчаса?

Мина уткнулась лицом в подушку. Я прикусил губу, вытащил пятьдесят лир — всё, что было при мне, и положил их на комод. Мина все время избегавшая смотреть мне в глаза, неожиданно в сильном волнении пристально взглянула на меня. После чего протянула руку и трижды позвонила в кнопочный звонок..

«У тебя есть работа, и ты достаточно зарабатываешь?» — поинтересовалась она.

Я присел на кровать. Было страшно жарко, и я весь вспотел, хотя этого и не замечал.

«Знай же, мне сильно нездоровится», — сказала затем Мина. — У меня больные почки, особенно я это ощущаю, когда сплю на боку. К тому же я виду нездоровый образ жизни. Но в этом году я побывала на море и сейчас я чувствую себя несколько лучше. В моем состоянии нужно постоянно находиться на свежем воздухе.

Таинственные жалюзи были спущены и плотно закрыты. Так что в комнату совершенно не проникали посторонние звуки.

«Что с тобой?» — взволнованно спросила Мина и взяла меня за руку. Не отрывая головы от подушки, она пристально глядела на меня своими огромными глазами. Чтобы выразить волнение, охватившее меня, я сжал ее пальцы.

«Какое тебе до меня дело?» — спросила она тихо. — «Всё уже кануло в лету, точно также как и Вогера (городок в Италии). К тому же, ты уже, пожалуй, и женат».

Я отрицательно покачал головой. — «Я ни за что на свете не пришел бы сюда».

«Бедняжка», — вымолвила Мина, резко приподнявшись на локте. «Ты искал просто женщину».

«Я её всегда ищу», — ответил я.

Но Мина меня уже не слушала. «Какими мы все же глупыми были!» — заметила она. — «Однако, я совершенно не сожалею о том лете. А ты?»

— Я только сожалею, что нам пришлось расстаться той зимой.

Мина рассмеялась тем нежным смехом, который я уже так давно не слышал.

— О, Мина!

— Будь благоразумным, я — больна!

— Разреши, по крайней мере, хоть раз тебя поцеловать.

— Но тебе придется в таком случае целовать уже Мануэлу.

— Мина.

— А теперь — до завтра, до встречи. Вернее до завтрашнего утра. Может быть, я смогу выйти. Ведь и тебе тоже неприятно видеться со мной здесь?

Теперь, когда все уже в прошлом, я постоянно сожалею, что меня не было подле нее в тот злополучный день, и, что я не смог помешать ей, ступить на этот путь. Но даже и сегодня, я задаю себе один и тот же вопрос: «А. что если этого она захотела сама?»

Чтобы как-то скрыть нервное подергивание губ, я закурил. «Знаешь, я тоже сейчас курю», — заметила Мина.

Мы закурили вместе и продолжили беседу. Когда я поворачивался в её сторону, я видел, что она лежит на спине и не сводит с меня глаз. Я старался не глядеть в сторону умывальника, заваленного полотенцами и какими-то склянками. При виде всего этого я потихоньку начал терять дар речи. Я заметил также, что на полу валялась какая-то большая бутылка фиолетового цвета.

«Поцелуй меня Гвидо, как когда-то ты целовал меня», — неожиданно попросила меня Мина. Я приблизился к ней, обхватил ее руками за щеки, и, собравшись с духом, поцеловал её. Мина прожурчала мне в губы: «Ты совсем не изменился, горяч как лето, Гвидо», — и тут же отстранилась.

Теперь мы молчали. Я взял её руку и крепко пожал. Тут Мина соскочила с кровати.

«Я счастлива, как никогда», — воскликнула она, задыхаясь. — «Я слишком счастлива: а теперь уходи, а то ты, еще можешь передумать. И, помни, завтра я тебя буду ждать…Возьми то, что ты оставил на комоде: они, пожалуй, ещё тебе пригодятся;

К тому же, если, кто и должен платить — так это я; сегодня — мой день…»

Я нерешительно глядел на банкноту.

«… В таком случае, дай деньги синьоре: она должна будет вернуть тебе двадцать лир. Будь внимателен. Но ни в коем случае, не оставляй их здесь. Прощай, Гвидо!»

На следующий день я попросил её выйти за меня замуж. Мина остановилась, заглатывая свежий и застывший воздух улицы, и в смятении, охватившем нас, слабо простонала, закрыв глаза. «Это не имеет значения», — прошептала она, — «Но даже, если ты это сказал так, лишь бы сказать, все равно ты — добрый».

Весь полдень того воскресного дня, несмотря на нестерпимую жару, я прослонялся по улицам. Я так и нигде и не смог присесть и подождать, когда спустятся сумерки,

с тем, чтобы затем в мягких лучах вечернего неба вновь пережить встречу предыдущего дня. Теперь мы могли встретиться только во вторник. Я разговаривал сам с собою, запальчиво, нервно. С наступлением вечера, я вернулся домой, и, бросившись на кровать, с сигаретой во рту, я стал наблюдать за золотистыми лучами, медленно угасавшими в запыленных окнах дома, расположенного напротив.

В сгустившихся сумерках, заслушавшись неожиданно наступившей тишиной, я некоторое время перестал думать, о чем бы то ни было. Но тут же неожиданно испугался, что попросил Мину, выйти за меня замуж, и, что совершил с ней эту прогулку. Я лежал на кровати полураздетый, и перевел свой взгляд с груди на ноги, тронутые этаким легким загаром. Какова все-таки Мина? От мысли, что только я один этого не знаю, меня всего так и передернуло.

Я решительно встал с постели и оделся. Оказавшись у знакомого подъезда, я на какое-то мгновенье заколебался, но тут же, выдавив из себя через силу ехидную улыбку, я позвонил в дверь.

На этот раз во взгляде Мины был испуг. Она стояла у двери, ведущей в зал, и переговаривалась с хозяйкой. Она тут же решительно двинулась в мою сторону, схватила меня за руку и провела в прихожую, принудив меня сесть на софу.

Затем она и сама плюхнулась рядом со мной, даже не взглянув на меня. Хозяйка, оставшись у двери, легонько кивнула мне головой.

Мы сидели и молчали, уставившись в мозаичный пол. Мина то и дело нервно сжимала мне запястье. Я первым оторвал свой взгляд от пола, как раз в тот момент, когда в зал прошли двое юнцов.

— Мина, может быть, ты желаешь, чтобы я ушел? — выдавил я, наконец, из себя тихим голосом.

— Зачем ты пришел сюда?

— Не знаю.

Ты не доволен нашей утренней встречей?

— Я хочу на тебе жениться.

Мина улыбнулась. — Но я не свободна.

— Как это понимать?

— Я работаю.

Меня всего так и скрутило, и я что-то прорычал.

— Тс! Гвидо, уходи. В зале между тем, громко переговаривались, и до нас долетал пронзительный голос какой-то женщины.