Алексей Иванов - Днем меньше

А сестер и вовсе за людей не считает: “И учились обе — только чтобы замуж выйти. Ах-ах, мы с образованием! А самим это образование — как зайцу стоп-сигнал!”»

Полозов остановился возле ремонтников.

— Подсоблять надо, Саша?

Саша, маленький, кривоногий крепыш, выглянул из-под станины:

— Не, Иван Иваныч. — Он шабрил внутреннюю поверхность направляющих и уже успел мазнуть себя по лбу синькой. — Не, управимся!

— Ну-ну! — Полозов двинулся было дальше.

— Иван Иваныч, — догнал его Саша, — я это… подхалтурить бы… Сверхурочно.

У маленького Саши была высоченная жена и трое парней, каждый выше его на полголовы, и Саша — так его звали все, хоть было ему порядком за сорок, — частенько оставался во вторую смену подработать у Полозова; говорил он всегда так, будто выпрашивал что-то, и от этого сразу становился неприятен Полозову, хотя и относился Иван Иванович к нему неплохо и даже уважал — по-своему.

— Зайди к Иванычу, скажи — я разрешил. — Полозов снова захлопал по карманам: —Где же спички, черт побери!

— А вот из моей, Иван Иваныч! — Саша выхватил из кармана громадную, — как многие люди маленького роста, он любил все большое, — зажигалку-самоделку и чиркнул.

— Ага, спасибо, — сказал Полозов, разглядывая свежую ссадину на Сашиной руке — из-под черной чугунной грязи сочилась кровь. — Завязал бы, что ли!

— А пройдет, — весело сказал Саша и снова преданно посмотрел на Полозова. — Пройдет, у меня на той неделе…

— Ну, смотри сам. — Полозов повернулся и посмотрел в сторону своего кабинета — там уже толклись несколько человек. — Тебе виднее!

До директорского совещания оставалось полчаса. Полозов отворил дверь кабинета и широким жестом — прошу, прошу! — пригласил всех сразу. Вроде даже подгонял руками, так хозяйки гонят цыплят в курятник, — с высоты своего роста Полозов мог себе это позволить.

— Давай с тебя начнем, Анфиса, а? — Он уселся за стол и подозвал старуху смазчицу. — Садись, садись. Вижу — горит дело у тебя. Точно?

Полозов давно уже выработал такой тон разговора не в шутку, но и не серьезно, грубовато малость, но вроде и по-свойски, по дружбе.

Анфиса работала в цехе лет сорок. И никто не помнил уже, когда она пришла. Анфисой так и осталась. С молодости, наверное. Бабка она была крепкая, румяная, горластая и прижимистая, хотя и давала всем в долг рубль-другой до получки. Жила она всю жизнь одна, без мужа, без детей, может, и прикопила чего — копейка у нее водилась.

— Ну чего с меня! — как будто засмущалась вдруг Анфиса. — Я это… Я и подождать могу. Я с ночи, дак спешить некуда.

Однако устроилась уже поудобнее на стуле, на кладовщицу глянула — чья, мол, взяла?! — и руки под фартук спрятала — руки у нее были в экземе, и она стеснялась их показывать.

— Иван Ваныч, знаешь ведь сам, я к тебе не ходок, не как некоторые, — начала она было издалека, но взглянула на Полозова и поняла, что шутки шутками, а ему дело нужно, а не разговоры, и сбилась вдруг. Я… может, потом? — И оглянулась на исконную свою противницу, Тоньку-кладовщицу, — не заметила ли та минутной растерянности?

А та только ухмыляется, щука зубастая.

Полозов помолчал, чиркнул в календаре.

— Ты про масло, что ли, говоришь?

— Ага, Иван Ваныч, — подхватила Анфиса. — Про масло я. Ведь все автол льем и льем. А он и горит, и станки греются, а грязь из коробки скоростей хоть черпаком черпай! Я Антонине-то и говорю… — Тут она повернулась к Антонине и даже пальцем ей, красным от экземы, погрозила: — Смотри, говорю, Тонька! Ты, говорю, экономь-экономь, а выйдет какой станок из строю — не мне Иван Ваныч задницу надерет, а тебе!

— Анфиса, за тобой — как за стеной каменной, — улыбнулся Полозов и кивнул председателю цехкома: давай, мол, ты.

— Да, — обрадовалась Анфиса, — я ей, Тоньке, и говорю — я, говорю, до Иван Ваныча дойду…

— Все ясно. Будет тебе, Анфиса, масло. Веретенка подходит?

— И тавот нужен, Иван Ваныч!

— Все будет. Записал, вот видишь, в календарь: Анфису ублажить.

— Да ведь я же за станки, Иван Ваныч!

— Знаю, знаю, Анфиса, молодцом. И ветошь тебе нужна, а?

Анфиса снова посмотрела на Тоньку — что, мол, дура, говорила я тебе, жадина! Но Тонька, вредина, вроде и не слышит, а какие-то картинки на стене разглядывает.

— Нужна, — сказала Анфиса, зардевшись.

Все в цехе знали, что Анфиса из ветоши выбирала тряпочки подлиннее, связывала их, свивала клубочки небольшие, а дома плела половики-дорожки.

— Все тебе будет, Анфиса, для хорошего человека ничего не жалко, а?!

И посмотрел уже на Патрикеева:

— Ну, чем порадуешь?

Тот покосился на прочих — без них бы.

— Ладно, посиди.

Полозов подозвал пальцем Антонину:

— Давай на склад, скажи, не будет через полчаса веретенки, тавоту и ветоши, Полозов на директорском совещании об этом говорить будет. Ясно?

— Дать-то дадут, — не растерялась Антонина, — а тащить как? Я раньше-то — вон тачку нагружу и везу. А счас ремонт во дворе делают — не проехать. Помог бы кто…

— К Василию Иванычу зайди. Скажи: надо! — даст.

— Да помоложе выбери, — хихикнул Патрикеев.

Антонина даже не повернулась к нему.

— Без вас обойдемся. Мне, может, молодые без надобности… Я еще по личному, Иван Иваныч.

— По личному после работы, — снова сунулся Патрикеев.

И снова Антонина даже не пошевельнулась.

— Ну что? — Полозов начинал сердиться — время шло, а дела — ни с места. И к тому же в кабинет протиснулся Кожемякин, издали уже тыча толстым пальцем в циферблат — пора, дескать!

— Мне бы на пятницу отгул взять… — Антонина будто почувствовала, что вошел Кожемякин, и тут же повернулась, чтобы видеть его хоть краем глаза.

— Отгул за прогул, — опять не утерпел Патрикеев.

— Ладно, Патрикеев, отдохни. — Полозов взглянул на него исподлобья, и тот понял, что перегнул, пожалуй. — Пиши заявление, Антонина, только соври что-нибудь поинтересней. А то все родственников хоронишь — надоело.

— Ой, Иван Иваныч! — притворно обиделась она и даже руками всплеснула: — Будто я…

Полозов встал из-за стола и шагнул к Кожемякину.

— Добрый день, Алеша!

— Здорово! — Он плюхнулся на стул и принялся утирать пот. — Ну до чего же надоела жарища!

Кожемякин подождал, пока выйдет не спускавшая с него глаз Антонина, и с наслаждением выругался. Подвинулся к столу и взял из полозовской пачки сигарету.

— Смех смехом, а я вот чего к тебе — давай замнем ту партию, что перекалили. Вроде она у тебя уже. А я к вечеру тебе подкину штук триста — половину. А с Коротковым договоримся.

Коротков, начальник сборочного, был человек толковый. И приятный. Хотя и доставалось ему за все цехи сразу.

— А то снова прогресс слетит, — засопел Кожемякин, — и так три месяца в завале.