Леонид Гришин - Эхо войны

Еще через два дня опять приехала «Победа». Вышли тот же мужчина, который приезжал в первый раз, женщина и два пацана, примерно нашего возраста, может быть, на год постарше. Они выглядели так, будто их только что срисовали с картинки. Одетые в чистенькие белые рубашечки, короткие шорты того же цвета, они были похожи на настоящих городских, не то, что мы. Даже носочки у них были белого цвета, а на ногах черные кожаные босоножки.

Мы глазели на них, как на инопланетян. По сравнению с нами, деревенскими, они больше напоминали детей какого-нибудь большого начальника.

Они, в свою очередь, тоже внимательно нас рассматривали. Но не с интересом, как мы, а с некоторой долей презрения. Противно им, всем таким чистым и опрятным, было видеть нас, босых и чумазых. Потом один из них полез в карман и достал конфетку в бумажной оберточке. У нас даже таких оберток нет. В то время мы с девчонками любили собирать разные фантики от конфет, а мальчишек больше интересовали почему-то наклейки от спичечных коробков.

Этот мальчишка взял конфету в рот, а обертку бросил на землю. Мы тут же бросились ее подбирать. Первым бросился Генка, был такой у нас мальчик, схватил эту оберточку. Мы знали, что он отдаст ее Люське, поскольку Люська у нас считалась самой красивой. Ну, может, она и не самая красивая, но зато она лучше всех нас одевалась. Если все были в майках, то она всегда носила платьица, потому что у нее отец был председателем. У нее бывали и конфеты, потому что отец часто в город ездил и привозил много всего дефицитного, чего у нас в деревне не видели. Но Люська была нежадной девочкой. Она не только фантиками делилась, но и конфетами угощала.

Второй точно так же достал конфету, положил ее в рот, а фантик, на который мы все уже прицелились, стал мелко-мелко рвать. Порвал и бросил по ветру, чтобы разлетелось. Нас это задело, мы еще немного постояли и ушли.

На второй день, когда мы гуляли, увидели этих близнецов уже на велосипедах.

– Эй, ты, очкарик (у нас Вовка ходил в очках), – ну-ка, иди впереди и указывай нам, где дорога к реке, – издалека крикнул нам один из них.

Вовка считался среди нас самым умным, потому что носил очки.

– Если вам надо, вы найдете. А дорожка вот идет, езжайте и выйдете к реке, – спокойно ответил Вовка.

Сказав это, он повернулся и пошел в сторону. Мы одобрительно закивали и ушли за ним. Эти два типа сели на велосипеды и обогнали нас по дорожке. На реке мы принялись купаться, а они стояли с велосипедами и наблюдали. Мы купались в реке и тут же, как мы говорили, грязевые ванны принимали. Пачкались, а потом в реке обмывались. Нам это было весело и интересно. Я в то время была, как говорится, главной заводилой, поэтому, недолго думая, предложила своим: «А давайте их искупаем в старице!»

То ли нам завидно тогда было, что они такие чистенькие и ухоженные, а мы в трусах и застиранных майках, то ли тот случай с фантиком оставил нехороший осадок, но схватили их, затолкали в эту лужу прямо в их босоножках, носочках, рубашках и во всем том чистом и белом. Они моментально превратились в таких же грязных и чумазых, как мы. А потом еще взяли их велосипеды и через мост убежали в лес. Они кричали нам вслед, визжали.

На поляне мы пытались кататься, как те близнецы, но у нас не получалось, ведь никогда раньше мы на велосипедах не катались. Только у Вовки получалось – он нас начал обучать. Целый день мы провозились с этими велосипедами, а под вечер стали думать, как мы их вернем. Решили дождаться вечера, чтобы нас никто не видел. Так мы и поступили. Вечером, когда стало темнеть, мы подошли к дому бабы Мани и собрались поставить их возле забора. Мы даже их немножко грязью обмазали, чтобы они не блестели. Когда стали подходить, то наткнулись на ту самую грубую женщину. Мы бросили велосипеды и пустились врассыпную. Она погналась было за нами, но никого не догнала. С того дня она стала сопровождать двух близнецов.

А что придумали мы? Мы брали прутики, окунали их в свежие коровьи лепешки и катапультой швыряли в этих пацанов. Однажды даже попали в лицо женщине, которая везде с ними ходила. Сколько крику было, сколько шума! Она гонялась за нами, а нам было весело. Так она никого и не поймала. Такое повторялось. Они приходили купаться на реку, вернее, близнецы шли купаться, а она их охраняла, сидя на берегу под зонтиком от солнца даже тогда, когда солнца не было, а мы кидались в них грязью. Часто бывало так, что она доставала из корзины разные сладости и начинала их кормить печеньем, конфетами и многим другим. Нам, конечно, было очень завидно…

Она снова глотнула чаю, уже успевшего остыть, немного помолчала и продолжила.

Был у нас там конюх один по имени Прохор. Никто не знал, откуда взялся этот одноногий старик в нашей деревне, даже председатель не знал о нем ничего. Вначале он ходил на костылях. Ноги у него не было выше колена. Работал на конюшне, там и жил. Потом он из одного костыля сделал себе некое продолжение ноги, там, где заканчивалась нога, он приделал себе что-то вроде подушечки и привязал часть костыля. А другим костылем он продолжал пользовался. Так и ходил с одним костылем, одной здоровой и одной деревянной ногой. Опираясь на здоровую ногу, деревянную он заносил кругом.

Однажды этот Прохор шел по дорожке в сторону правления, а навстречу ему шла эта женщина со своими воспитанниками. Прохор собой занимал всю дорожку, когда ходил, ибо по-другому с костылем и деревянной ногой было нельзя.

– Эй, ты, пьяная, безногая… Уступи дорогу детям, не видишь, что ли? – еще издали закричала она.

Прохор остановился, оперся на свой костыль, стал внимательно разглядывать женщину, которая так ему крикнула.

– Ты что, не видишь, что ли, дети идут! А ты, грязное чучело, безногое, стоишь здесь, не уступаешь, – вновь крикнула ему баба.

Прохор перехватил костыль и взял его обеими руками.

– А я сейчас покажу, как уважать надо старших, – сказал он ей в ответ.

Дети испугались, отбежали в сторону, а она пошла напролом. Но, не доходя до него шага три, испугалась и обошла его.

– Мне что-то твоя рожа знакома, – сказал ей Прохор, внимательно вглядываясь в ее лицо, когда она проходила рядом с ним.

– С алкашами грязными не знаюсь, – быстро ответила она ему и ускорила шаг.

Прохор стоял задумавшись, а потом, увидев нас, спросил, кто это был.

– Это дачники у бабы Мани живут, – поспешили ответить мы.

– А где баба Маня живет?

– Да вон там. Там еще одна тетка и один дядька, – доложили мы, показывая в сторону дома.

Он заинтересованно посмотрел туда, куда мы ему указали, поблагодарил, назвал нас разведчиками и пошел дальше. Подошел к дому бабы Маши, остановился, достал кисет и долго скручивал себе цигарку, смотря на дом. Постояв так некоторое время, он ушел.