Александр Штейнберг - Кавказская Одиссея и граф Николаевич

За пару дней до собеседования мы как-то вечером сидели в гостях у Толика, выпивали, закусывали и беседовали «за архитектуру». Где-то после 11 вечера появился его шеф Авраам Моисеевич Милецкий. Милецкий был известным архитектором, который проектировал Парк Славы, горисполком, гостиницу «Москва» и т. д. Кроме того, он был человеком очень эрудированным, дружил со многими художниками и писателями, в том числе, с Виктором Платоновичем Некрасовым. Тут же разговор зашел о его новом детище – Киевском автовокзале. Этот объект считался неординарным. Там уже начались отделочные работы. Милецкий предложил съездить посмотреть. Я засомневался:

– Кто же нас пустит на стройку ночью?

– А там сейчас как раз кипит работа, – ответил он.

– Где же вы нашли таких рабочих, которые работают по ночам?

– А там нет рабочих. Там художники – Ада Рыбачук и Володя Мельниченко. Они делают два мозаичных панно.

В начале первого словили такси. Поехали: он, Толик и я. На автовокзале, несмотря на позднее время, мы застали четверых человек. Среди них были Ада Рыбачук и Володя Мельниченко, с которыми нам было очень интересно познакомиться. Мы знали их заочно – это были молодые, но уже известные художники-монументалисты. Они ездили на Крайний Север и привезли оттуда великолепные рисунки и книгу «Остров Колгуев». Кроме них там был скульптор Валентин Селибер и прораб. Пока Милецкий беседовал с художниками, прораб начал изливать мне свою душу.

– Понимаете, в чем дело: проект Милецкому не утвердили – сказали, что это не наша архитектура – много стекла, пахнет конструктивизмом. После этого он сделал проект попроще, который быстро утвердили, но строить он решил первый. И вот началось: чертежей у меня нет, он их разрабатывает по ходу дела, а детали придумывает на месте. И с тех пор стройка пошла наперекосяк. Есть Милецкий – работаем, нет Милецкого – курим. А тут еще художники…

А с художниками происходило следующее. Они должны были сделать два мозаичных панно. Они их и делали, но только днем. А ночью, когда расходились рабочие, они обдирали плиточную облицовку с колонн, сделанную за день, и делали новую. Причем нужно было сделать так, чтобы колонны, облицованные накануне, были к утру готовы. Аду и Володю не устраивал тот скучный рисунок, который делали плиточники. Они еле стояли на ногах и засыпали на ходу. Им помогал Валентин Селибер. Мы с Толиком тоже предложили свою помощь, и они с удовольствием ее приняли.

Следующим вечером мы приехали на Московскую площадь и принялись за работу. За аспирантуру я не боялся, так как первым было собеседование. Мы работали несколько дней, вернее, ночей. И вот однажды под утро я сказал, что уеду пораньше – первым троллейбусом, поскольку у меня собеседование.

– В котором часу? – спросил Валентин.

– В девять, но я хочу переодеться.

– Можешь не спешить. Выедем в восемь. У меня «Волга», я тебя подвезу, а из дому тебе там пройти два шага.

Ровно в восемь мы выехали. На улице Горького двигатель заглох и не подавал больше никаких признаков жизни. После получасовых возгласов Валентина «одну минуточку, я уже, кажется, знаю в чем дело», я помчался на Красноармейскую ловить такси. В комнату, где сидела комиссия по собеседованию, я ворвался с опозданием на 15 минут. Во главе комиссии сидел невозмутимый Евгений Иванович Катонин, академик, впоследствии мой научный руководитель. Я не ошибся, называя его академиком – Академии может и не быть, но настоящий академик им и останется.

Евгений Иванович посмотрел на меня крайне удивленно.

– Виноват. Но почему вы, собственно, опаздываете, и чем объяснить ваш столь экстравагантный вид?

Переодеться я, естественно, не успел, и вид у меня был, действительно, несколько странным. Я предстал в костюме, забрызганном раствором.

– Извините, пожалуйста, но я прямо с автовокзала.

– И откуда же вы изволили приехать в таком виде?

– Я не совсем точно выразился. Я со стройки, со строительства автовокзала.

– Это, конечно, похвально, что молодой архитектор занимается проблемами строительства, но опаздывать впредь не рекомендую. Еще пять минут, и мы бы разошлись. Ну раз уж вы пришли, приступим. Какую тэму вы решили избрать для своих исследований? (Евгений Иванович был ленинградцем).

Я понял, что все-таки пронесло, и начал уже более внятно отвечать на вопросы.

Экзамены прошли весьма успешно. С клаузурой (однодневным проектом) мне вообще повезло. Мне предложили сделать проект школы, а я как раз в это время проектировал школу. Так что все нормативы и новую литературу по школам я знал наизусть. Было разрешено пользоваться академической библиотекой. Пока остальные претенденты сидели в библиотеке, я уже закончил эскиз. Наконец, настал последний экзамен – рисунок и акварель. На натюрморт нам дали 6 часов. Этого было вполне достаточно. Но после этого мы должны были сделать два наброска по полчаса с живой натуры карандашом. Привели весьма кокетливую даму-натурщицу. Первые полчаса она позировала стоя, вторые полчаса сидя. Наконец, наступил долгожданный перекур. Во время перекура она подошла ко мне. Дама оказалась многоопытной, и сразу перешла на «ты».

– Мне понравилось, как ты меня нарисовал, твой рисунок был классным! Это последний экзамен?

– Да. Финита ля комедия.

– Это я не понимаю. Если последний, то мы завтра можем с тобой пойти на пляж.

– Нет, завтра я буду отсыпаться. – Сказывались автовокзальные ночи.

– Ну, не хочешь на пляже, можно и дома. Запиши мой телефон.

Я удивился такой простоте нравов, но телефон записал, и не пожалел об этом. Она была неплохой натурщицей.

Впоследствии я убедился, что это не было экстраординарным явлением. Однажды мы сидели в мастерской знакомого скульптора, выпивали, закусывали и беседовали о предстоящем конкурсе и интригах в Союзе художников. Вдруг без стука вошла интересная девушка.

– А вы не знаете, где Клоков? Он хотел, чтобы я ему попозировала.

Время для позирования, скажем прямо, было не самым удачным – 11 часов вечера, но неисповедимы методы работы творческих личностей.

– Нет, девушка, мы его не видели.

– А вы не хотите меня полепить?

– Что с тобой делать? – мрачным голосом ответил захмелевший скульптор. – Лепить, говоришь? Сегодня я не в форме.

– Ну, тогда завтра. Я тут, с твоего разрешения, останусь. Там у тебя, я вижу, на антресолях тахта. Я на ней могу поспать.

Когда я на следующий день зашел в мастерскую узнать, все ли в порядке, то обнаружил своего приятеля в весьма мрачном и неконтактном состоянии, зато девица была весьма бодрой. О лепке никто не вспоминал. Она поставила чайник, потребовала денег на пиво и закуску к завтраку и, вообще, чувствовала себя полной хозяйкой. Метонахождение Клокова уже никого не интересовало.