Александр Штейнберг - Кавказская Одиссея и граф Николаевич

Я был тогда еще зеленым второкурсником, а в бригаду входили дипломники с шестого курса – Леонид Оловянников, Михаил Русаковский. Руководил бригадой отец. Меня пригласили принять участие и построить двухметровую перспективу интерьера с залом саркофагов – перспективу очень сложную. Были времена советского ампира, так что в этом зале были и многоколонные портики, и кессонированный купол. Ко всему, зал был круглым. Я с удовольствием выполнил эту работу.

Потом мне рассказывали москвичи, что как только проекты развесили в Доме архитектора на улице Щусева, начались скандалы. Пришла комиссия в штатском посмотреть экспозицию до правительственного просмотра. Среди представленных на конкурс проектов был один, очень тщательно разработанный. В этом проекте на плане в зале с захоронениями умерших деятелей партии и правительства были изображены стелы с именами похороненных. Автор предусмотрел места впрок и для живых. Там были стелы с надписями – Хрущев, Каганович, Микоян и т. д. Вызвали директора Дома архитекторов и велели немедленно снять проект. Злые языки утверждали, что конверт с девизом к этому проекту был распечатан задолго до окончания конкурса. Члены правительства, как дети, почему-то верили в свое бессмертие, или, во всяком случае, старались держать в секрете свои физические недомогания. А может быть, проштрафившийся архитектор нарушил табель о рангах, или сильные мира сего боялись, что нарушится порядок чинов. Меняли же надпись на мавзолее: то «Ленин», то «Ленин-Сталин», то опять «Ленин».

Самое печальное, что все наши усилия оказались тщетными. Ситуация изменилась, осудили культ личности, и проект Пантеона предали забвению.

…Вернемся, однако, в Кренбрук, к праздничному столу архитекторов Сааринен. Похвалы Элиелу сыпались со всех сторон. В тот же вечер его сыну Ээро позвонили коллеги с поздравлениями по поводу его победы на конкурсе. Ситуация требовала разъяснения, пришлось звонить в Сент-Луис и просить описать проект, который получил первую премию. Каково же было всеобщее смущение, когда оказалось, что произошла ошибка, и наградой был отмечен проект младшего Сааринена, Ээро.

Несмотря на ускользнувшую победу, Элиел был рад за сына и первым его поздравил. Ситуация, возникшая в Кренбруке, была чисто шекспировской – принц был коронован при жизни отца. Элиел все прекрасно понимал, он чувствовал, что приходит новая эпоха архитектуры и пора передавать бразды правления сыну. 75-летний Маэстро отдал ему руководство мастерской в Кренбруке, и Ээро прославил эту мастерскую, став одной из ярких звезд американской архитектуры.

Мой отец, в отличие от Элиела, не отдал мне мастерскую, но всегда радовался моим победам. В дальнейшем я участвовал во многих конкурсах. При победах он поздравлял меня первым. Так было и с конкурсом на проект монумента в Бабьем Яру, который мы выиграли в 1967 году.

Город Киев славился своими конкурсами с давних времен. Просматривая журналы «Аполлон», издававшиеся в начале XX века, я находил статьи Кузьмина и Лукомского, посвященные этим событиям. Статьи эти трудно было обвинить в доброжелательности. В 1910 году Кузьмин писал:

«В последнее время художественной злобой дня в Киеве были, несомненно, конкурсы проектов для памятников Шевченко и императору Александру П… Ни один из памятников Шевченко одобрен не был даже мягким и добрым киевским жюри. Я видел эти модели, когда они, сбитые в кучу, конфузливо прятались по углам зала городской думы, уступив свои места проектам памятников Александру П. Боже, что за унылое зрелище!»

Еще в институтские времена я участвовал в конкурсе на проект триумфальной арки в Киеве в честь воссоединения Украины с Россией. Проектов была масса, и их выставили в здании костела напротив Владимирской горки. Были профессиональные подачи, были рисунки от руки и просто описания. Особенно запомнилась тетрадь, которая лежала на отдельном столике, и в которой аккуратнейшим каллиграфическим почерком дано было описание предлагаемого проекта. Писал, очевидно, сельский учитель:

«Я считаю, что триумфальная арка не сможет передать все значение объединения двух великих народов. Я предлагаю вместо арки запроектировать большую круглую площадь где-нибудь на склонах Днепра. На этой площади, на пьедесталах, поставить огромные стеклянные шары. Эти шары нужно наполнить настойкой из барбариса сиреневых оттенков. Я пробовал – очень красивый цвет получается. Между шарами, тоже на пьедесталах, я предлагаю поставить бронзовые скульптуры крупнейших деятелей русского и украинского народов: Лысенко, Чайковского, Рахманинова, Шевченко, Сковороды, Пушкина, Лермонтова, Франко, Левитана и Тычины. В эти скульптуры нужно вмонтировать микрофоны с магнитофонами, которые могли бы произносить стихи и крылатые выражения этих великих людей разными голосами. Вокруг площади должны быть расставлены прожектора и мощные фонари.

И вот, представьте себе, в дни празднеств, или просто в воскресные дни, на этой площади Дружбы Народов собираются толпы людей – идет всенародное гулянье. В это время играет праздничная музыка – люди танцуют. Периодически музыка прерывается, и какая-нибудь из скульптур произносит изречения. Такое решение будет не только символом дружбы наших великих народов, но и создаст атмосферу праздника в городе.

Деньги за первую премию выслать по адресу…»

Когда через много лет в Пионерском парке поставили памятник в честь воссоединения Украины с Россией, у многих, знакомых с этим конкурсом, создалось впечатление, что авторы в чем-то следовали за приведенным выше проектом – во всяком случае в вопросах разностильности и большой асфальтированной площади.

Много неосуществимых глобальных идей, связанных с архитектурой, рождается в головах самых различных людей. Во время моего пребывания в аспирантуре особенно богатой в этом отношении считалась пожилая дама-архитектор Холостенко – сестра одного из наших известных архитекторов. Она отличалась некоторыми странностями и настойчивостью. Ее появление вызывало всегда легкую панику в рядах нашего начальства. Рассказывают, что однажды наш заместитель директора по науке сорок минут скрывался в мужском туалете, так как это было единственное недоступное ей место.

Вторым человеком по количеству идей, которого боялось руководство института, был полковник в отставке – человек глубоко невежественный в архитектурных вопросах, но, тем не менее, весьма настойчивый. Когда его идеи были полностью отвергнуты, он пошел жаловаться в Госстрой, потом в Совет Министров и в ЦК. Суть жалоб была такова: он придумал новые дешевые методы строительства, а в институте сидят вредители, известные всем как пропагандисты излишеств, которые игнорируют его новые идеи. На имя института пришли письма высокого начальства с требованием разобраться. Деваться было некуда. Директор назначил заседание Ученого совета.