Ангелина Прудникова - Твёрдость по Бринеллю

Вера, дрожа, натянула на мокрый купальник спортивные штаны, валявшиеся на скамейке. Остальные нашли свои "олимпийки". Один Ваня сидел на руле в мокрой майке и плавках, трясясь от холода, и правил подальше, подальше в открытое море. Но по мере того как яхта удалялась от берега, волнение усиливалось, и винт стал часто оголяться, прокручиваться в воздухе. Яхта теряла ход. Пришлось мотор заглушить. Мужчины кинулись к парусам.

Ветер крепчал. И дул под таким углом к берегу, что был для них лобовым. Идти вперед, на него, значило идти в мертвую зону или продвигаться очень острым курсом.

— Двигаться придется галсами! — прокричал Володе капитан. — Будем все время менять направление! — пояснил он Вере.

А в море разыгрывался настоящий шторм. Стало мрачно, свирепо и холодно. Вера тряслась от озноба в одних штанах, босые ноги дрогли в мокрых резиновых тапочках. А Ваня был распят на корме, держа в одной руке румпель, а в другой гика-шкот, сидя почти голым под порывами ветра.

— Сейчас я тебе что-нибудь найду!

Вера метнулась в каюту за его сапогами. Наклонилась… И ее чуть не вывернул внезапный приступ тошноты. Увидела голенище резинового охотничьего сапога, дернула его на себя, выскочила из каюты. На воздухе приступ тошноты прошел. А Наташа, наоборот, забилась в каюту, легла плашмя на лежанку: ее мутило.

— Вера, дай мне что-нибудь, меня сейчас вырвет…

Вера кинула ей жестяную кружку, которая валялась под ногами. А сама попробовала натянуть сапог на голую Ванину ногу: не тут-то было — бродень застрял на полдороге; к тому же она мешала капитану управлять яхтой.

— Ладно, оставь, — видя ее мучения, попросил Ваня.

Вера кинулась снова в каюту… Среди груды вещей, сваленных как попало при отплытии, второго сапога не было видно. Попался чей-то кед, она попыталась достать его… И снова дикий приступ тошноты кинул ее назад. Наташа стонала на лежанке, сжимая в руке кружку… Оттолкнув Веру, в каюту ввалился Володя, бросился на скамью ничком. Его тоже скрутила морская болезнь. Там, где Веру выворачивало наизнанку, им почему-то было легче… Вере их слабость была не понятна. Но, проникшись жалостью и заботой к распластанной подруге, Вера почему-то с негодованием отнеслась к такой же слабости Володи. Он же мужчина, и должен был сейчас помогать Ване! Что и как делать, он хорошо знал. А вместо этого он, закрепив стаксель намертво, валялся в каюте ненужным и никчемным пассажиром!..

Вера подползла к Ване:

— Вот, больше ничего не достать, обуй хоть это, — она натянула ему на ногу кед, который, как назло, оказался еще с другой ноги.

— Садись на левый борт, будешь откренивать яхту, — приказал ей капитан. — А те двое?

— Спеклись, — хмыкнула Вера.

Ей показалось, что на яхте они с Ваней остались вдвоем… Она глядела на этого улыбчивого, но сейчас уморительно-серьезного и озабоченного паренька. Его наряд — правый кед на левой ноге и наполовину натянутый на голую ногу бродень — не смешили ее: время было неподходящее. Ваня, не отдохнув и двух часов после первого перехода, снова орудовал попеременно румпелем и шкотом…

А волны в открытом море меж тем пошли такие, что высотою напоминали Вере пятиэтажный дом. Когда яхта в очередной раз задрала нос на волну, а корма ее почти погрузилась в воду, Вера, чувствуя, что задом почти что сидит в море, решила для себя — четко и спокойно: "Потонем". И ей даже интересно стало, как это произойдет.

Но больше она об этом не думала, не вспоминала. Да и некогда было. Дальше она делала дело: пыталась откренивать своим легким телом яхту. Но ветер дул такой, что когда Ваня уваливал яхту под ветер, ее грот-парус почти касался воды, и яхта скользила под таким креном, что Вера на своей скамейке не сидела, а стояла вертикально. "Ого!" — только удивлялась она: как только яхта не перевернется? Об остальном она не думала, она знала, это было в ее сознании: упасть в воду для нее — при любой раскладке — означало конец. Она слабосильная, тут же захлебнется. А спасательные жилеты, даже если они и предусмотрены на яхте — где они сейчас? И опять она знала: ни к чему они в этом дубаке; через пять минут в воде уже закоченеешь, долго не продержишься.

По времени был вечер, а над морем стояла серая, стального цвета ночь. Встречный ветер гнал волны в бок и с трудом позволял двигаться вперед. Когда яхта вылетала на гигантскую пологую волну — шторм был, как предположила Вера, баллов семь-восемь, — далеко впереди виднелись трубы стоящего на рейде большого судна, которое пережидало шторм, — когда они шли вперед, его там не было. Темный силуэт его был заметен на фоне более светлого неба. Больше, кроме огромных бугров волн, не видно было ничего… На этот эфемерный силуэт и пытался ориентироваться Ваня.

Вера обнаружила, что она все еще в одном купальнике и что чертовски замерзла. Надо что-нибудь найти, одеться. Преодолевая отвращение, она открыла дверцу каюты.

— Наташа, подай там что-нибудь одеться!

— Не могу… — проохала в ответ подруга. — Вон Володя подаст…

Из дверцы высунулась рука Володи с курткой и спальником — тем, что под руку попалось. На Володе Вера заметила ярко-желтый спасательный жилет…

С блаженством Вера натянула на голое тело куртку и подсела к Ване.

— Суй ноги сюда.

Она сдернула с него "обутку" и натянула на ноги спальный мешок.

— Подпрыгни! Подвязать бы еще чем…

— Ничего, ветер встречный, не сдует.

— Ваня, а на яхте есть спасательные жилеты?

— Две штуки, они в рундуке.

— Были, — хмыкнула Вера.

Она заняла свое место.

Время в мире перестало существовать. "Вперед, вперед", — только и стучало в мозгу Веры. Куда вперед — в открытое море или в залив, домой, — Вера не задумывалась. Не задумывалась и над тем, откуда взялся этот страшный шторм, о котором никто ни сном ни духом не ведал, и которого никто не ждал. Знала она только то, что шторма в Белом море довольно коварные из-за его мелких глубин — волны бьют со всех сторон, хаотично, непредсказуемо; попасть в такой шторм страшно — можно из него и не выйти. А они попали… В первый раз на яхте — и сразу в шторм… Странно, ужасно, непонятно все это, такого не должно было случиться.

"Запретный" берег был не виден. Да и негде там было укрыться — ни одной бухты в нем, только каменистые устья речек. Капитана они мало интересовали — он правил вперед, ведь дом теоретически был так близок…

А яхта, хоть, заваливаясь, чуть ли не черпала парусом воду, казалась непотопляемой. "Ничего себе мыльница", — изумлялась ей Вера. Она была так легка, послушна и настолько свободно преодолевала эти гигантские волны, что казалась Вере уже частью этого огромного волнующегося моря, как пена непотопляемой и "в доску" для него своей. Она с ним не боролась — она с ним сосуществовала. Эту причастность, слияние с морем, стихией, природой, Вера ощущала и в себе. Сильнее впечатления она никогда в жизни не испытывала…