Генрих Далидович - Юля

…Свели их стежки неожиданно, когда Юля уже поработала, была с работы послана на учебу в кулинарный техникум, вернулась с дипломом и возглавила рабочую столовую. Вот в той большой, с мокрым полом кухне, в которой смешался пар с запахом борща и жаркого, они и встретились.

Была суббота, в столовую под вечер привезли бочку пива. Ни буфетчица, ни она, Юля, не хотели к ночи открывать ее, говорили мужчинам, которые привалили в столовую после бани, что сделают это завтра.

Мужчины, краснолицые, не остывшие еще после бани, с капельками пота на носах, очень просили открыть бочку и дать им по кружке–другой промочить горло.

— Хлопцы, — сказал им высокий, белобрысый парень, — давайте сложимся и купим всю бочку.

— А что, ты, Гена, дело говоришь, — загудели мужчины и стали собирать деньги.

Юля взглянула на этого Гену, который, как видно, работал шофером, улыбнулась; и он, посмотрев на нее, усмехнулся.

— Гляди ты! — воскликнул он, — столько времени хожу в столовую и не знал, что в ней такая красивая заведующая. Видел буфетчицу, судомойку, а тебя нет…

— Зато вы мне, шоферня, надоели, — отозвалась Юля.

— Ну, я не такой, — возразил Геннадий.

В это время мужчины подали буфетчице деньги, постояли, пока она их посчитала, и как только разрешила взять пиво, они выкатили гуртом бочку и покатили из столовой во двор и дальше, видимо, к общежитию.

Возле буфета остался один Геннадий, все старался пошутить с Юлей.

— Вали, отсюда, хлопец, — гнала его сердитая, уставшая за день буфетчица, пожилая, полная, немного неопрятная женщина. — Встретитесь в клубе, поворкуете. А мне надо закрывать буфет, да и ей нужно столовую запереть.

Буфетчица заставила Геннадия выйти во двор, а сама с Юлей пошла в кухню, они побыли там немного, замкнули столовую и пошли домой. Геннадий стоял во дворе и ждал их, курил, прислонившись к забору, и покручивал на пальце цепочку, на которой был ключ от грузовой машины.

— Вот тебе и кавалер, — усмехнулась буфетчица, толкнув Юлю локтем. — Говорят, что еще ни с кем не ходит.

Юля знала почти всех шоферов в поселке, но Геннадия не знала: он был здесь новый и мало бывал на месте, все больше ездил по командировкам.

— Разрешите подвезти вас, — наклонился к ним с улыбкой Геннадий.

— Мне близко до дому, хлопец, — отказалась буфетчица, — а ее вот можно покатать. Девка что надо, лучше тут не найдешь…

Юля не хотела садиться в кабину его машины, но он уговаривал ее все же доехать с ним до общежития.

— Давно вы здесь работаете? — допытывался Геннадий.

— Давно, — коротко ответила Юля.

— И нравится вам здесь?

— Нравится.

Он ехал медленно, намеренно останавливал машину и шутил, задорно поглядывая на нее.

— Поехали, а то я вылезу и пойду, — пригрозила она.

Ей понравился этот шофер, показался интересным; хотя и много шутил, кажется, был человеком серьезным. Она чувствовала, что он рисуется ради первого знакомства, хочет выглядеть умным и смелым. Но она не собиралась кокетничать, показывать, что очень рада знакомству с ним, была сдержанной и серьезной, как и до того со всеми другими хлопцами. Их много липло к ней, но она всех отталкивала, прогоняла от себя, так как видела, что это люди легкомысленные, липнут к ней потому, что красивая — лишь бы веселей провести время.

Геннадий нажимал на газ, продолжая медленно вести машину. Так, едва передвигаясь, довез ее до общежития, попросил прийти вечером в клуб.

Как Юля и догадывалась, девчата из ее комнаты заметили, что ее подвез Геннадий, бросились к окнам, чтоб поглядеть на него. «Недурен», — только и могли сказать, потому что ничего о нем не знали.

Юля потом не раз вспоминала тот вечер, ту бочку пива, думала: сошлись ли бы их пути, если бы не все это? Может, и сошлись бы, но все то из их первого знакомства хорошо запомнилось. Остальные мелочи запомнились не очень, потому что всего было много: Геннадий стал приезжать часто, катал ее на машине, танцевал с ней в клубе, провожал до дому, и она не заметила, как привыкла к нему, почувствовала, что он нужен ей, а потом и влюбилась, увидела в нем многое, что ей очень понравилось.

Примерно месяцев через пять они поженились; в общежитии им дали комнатку, в которой они и стали жить. Жили в радости, не в силах и минуты пробыть друг без друга, порой дня по два не выходя из дому, и сейчас просто не верится, что все это было, вспоминается, как давний сон…

…Хорошо запомнились Юле и те дни, когда Геннадий отвез ее в родильный дом. Пробыв несколько дней в роддоме, она перестала чувствовать боли, хоть ты просись назад домой. Геннадий приезжал к ней ежедневно, и так как в палату не разрешали заходить, он подбирался к окну, стоял бледный, с сеткой в руках, полной продуктов, и все спрашивал, как она себя чувствует, когда родит и что ей привезти. Она, в длинном синем халате, полная, стояла у окна и улыбалась ему, показывая жестами, чтобы он побрился, ничего ей не приносил, не запускал дома пол и посуду — мыл каждый день.

Когда у нее начинались боли, сначала изредка, а потом все чаще и чаще, она забывала о нем, кричала и плакала, но не проклинала его, как проклинали своих мужей пожилые беременные женщины. Эти их проклятия были для нее тяжелей, чем ее боль.

Когда рожала и сама кричала, теряла сознание, как бы засыпала, но врачи все время оживляли ее — сильно били по щекам и просили не спать. Узнав, что родился мальчик, обрадовалась: знала, что будет радоваться и Геннадий, он так хотел мальчика и даже имя ему выбрал — Петька, она заснула надолго, пока не принесли ребенка кормить.

Кормить ребенка грудью стеснялась и боялась, как бы не подменили случайно младенца, соседки по палате про всякое говорили.

…Забирать их из больницы приехал Геннадий. В праздничном костюме, побритый, он привез сумку с угощениями. Сам не пил, потому что должен был сидеть за рулем, угощал сестер, улыбался, был счастлив. Когда выходили из больницы, сестры дали ему нести ребенка, и он, сильный, растерялся, не знал, как его взять, смутился, залился краской.

— Ничего, научишься, — утешила его пожилая сестра, — второго уже будешь знать, как брать на руки.

Сестра донесла ребенка до машины и передала Юле. Геннадий, отъехав от больницы и скрывшись от людских глаз, попросил: «Покажи его, а то в больнице я от волнения ничего не видел». Юля показала ему маленькое красное личико, с закрытыми глазками, со светлыми бровками, и он улыбнулся, обнял ее за плечи, шептал, что очень любит ее, целовал. Юля была еще слабой после родов, но радовалась его ласковым словам, чувствуя, как у нее от слабости кружится голова…

…Когда сыну уже исполнилось три года, Юле запомнился еще один день. Она тогда очень ждала Геннадия с работы, приготовила закуски и вина — был день рождения сына. Но Геннадий все не приезжал. Она ждала, волновалась, а потом и рассердилась: две недели не виделись, он так далеко, среди чужих людей, и вот в субботу, когда можно наведаться домой, не приезжает.