Сергей Минутин - Скульптор и Скульптура

Великий князь сидел во дворце стольного города Москва и принимал данников. Данниками были такие же князья, как и он, только менее удачливые. Эти князья кланялись ему, едва войдя белокаменную палату, и поклоны эти становились всё ниже и ниже по мере приближения к Великому князю.

Разговор начинался с рабского унижения. Князь сдавленным голосом произносил: «Раб твой Ивашка, князь суздальский, привёз тебе дары и смиренно просит тебя оказать высочайшую милость свою…»

Великому князю это лицедейство нравилось. Он ещё не забыл унижений своего отца, который брал его в Орду и там просил хана о милости и вымаливал себе ярлык на княжество. Теперь Орда разбита, и он, сын своего отца, ничего не забыл. Он создаёт свою Орду.

Орду ещё более жадную, ещё более беспощадную. Он самый великий, и пусть этот мелкий народец знает, что даже имена ихние ничего не стоят в его глазах. Все они, князья эти, всего лишь — Ивашки, Алексашки, Николашки, а остальные просто быдло. Ордынцы были правы, прореживая огнём и мечом ряды этой сволочи…Князь прервал ход своих кровавых мыслей и спросил: «Чего ты, Ивашка, хочешь?»

— Государь, батюшка, отец родной, хочу присоединить к моим владениям соседнюю область, — начал просить князь суздальский…

Великий князь потемнел лицом: «Ты что, поганец, просишь. К каким моим владениям. Нет твоих владений. Все владения вместе с тобой, скотиной и лапотником, мои…».

Произнося эту гневную тираду, Великий князь размышлял: «Можно отдать Ивашке в управление эту область. Пусть себе правит, а заодно и усмиряет не в меру ретивых бояр, которые чересчур сильно разбогатели там. Не ровён час наймут литовцев или поляков для борьбы с ним. Пора им головы рубить», — а вслух произнёс: «Ну ладно, забирай. Привезёшь тройную дань».

Бледный Ивашка порозовел и, пятясь задом, всё кланялся и кланялся. Но выйдя из дворца, выхватил хлыст и начал бить всех подряд, приговаривая при этом: «Мерзавцы, все скоты и мерзавцы».

Великому князю в Москве сидеть было боязно. Он ещё боялся отойти от ордынских принципов «дикого поля», вечного движения. Да и его дворня, во многом состоявшая из татар, переметнувшихся от монголов к нему, сразу же как почувствовала новую, более страшную силу, рвалась в степи, чтобы разорять и грабить. Татарам было всё равно, кому служить и с кем грабить, лишь бы рука властителя была сильна и кнут крепок. Чингисхановы наследники кнут выронили, и его подхватили московские князья, значит, им теперь и служить ему. Великого князя, как и татар, больше манил богатый Запад, они уже забыли опыт монголов.

Великого князя беспокоил непонятный народ, живущий на западных окраинах и называвший себя казаками. Народ этот хоть и был русским, но был богат и независим. Но самое страшное, он был вооружён и владел военным делом лучше, чем его собственное войско. Казаки не донимали Великого князя и даже служили ему, но не за страх, а за деньги. За деньги они готовы были служить кому угодно из тех, кто не встревал в их внутреннюю жизнь и не лез в их православную веру. Их православная вера имела большие отличия от той, нагоняющей страх и ужас веры, которая культивировалась на остальной Руси. Для казаков носителем православной веры был священник, но это у себя, в своих землях, а в Московии был поп, а это совершенно разные посредники бога на земле.

Казаки были смелы. Они давно и успешно, с падением Орды и уходом монголов, отбивались и от татар, и от литовцев, и от поляков, и от турок, и от московских князей, если те слишком навязчиво пытались лезть в их дела.

Великий князь, обретя полную власть, сильно расширил свой кругозор и на многое стал смотреть по — другому. Он перестал верить попам, внушавшим ему, что он — очередной император Великой империи, подобной Риму, и что всё, что от него требуется, — это насылать ужас на паству, дабы испытать её на раболепие перед Богом, ибо он главный наместник его здесь, на Земле, ну а они, попы, его посредники при нём, князе. Великий князь попов слушал в пол–уха, но не разгонял, ибо сила их была значительна, а прихожанами был в основном военный и беглый люд.

Казаки же были хмельны, вольны, смелы и независимы. Когда он высказал им мысли, которыми туманили его разум священники, один из атаманов произнёс: «Всё, как у поляков, только у них шляхта и папа, а здесь холуи и попа». А другой атаман, хмыкнув в рукав, добавил: «Да, да, полная жопа».

Тогда великий князь расхохотался вместе с казаками, но и понимание ими веры запало ему в душу. То, что они глубоко верующие, сомнений у него не вызывало, но их отношение к священникам делало их выше и его, и попов. Они, конечно холуи, но свои. Великий князь и не мог отрицать очевидного факта, что при его правлении под руководством разрозненных попов Руси приходит полная жопа, и метался.

Казаки же и без его великокняжеской помощи добивали орды кочевников, расширяли границы России, делали ему огромные подарки и в ус не дули. А его великокняжеская роль была ничтожна. Всё, что он мог делать, — это нагонять ужас своей опричниной на своих холуёв. Это открытие томило его душу, и он решил идти огнём и мечом на Запад. Но не просто идти, а идти от обиды, от бессилия. Он задыхался в среде поповства. Он отправил послов на Запад к далёким германцам, чтобы те прислали ему учёных людей, которые бы обучили его холуёв разным премудростям и ремёслам. Германцы своих учёных людей не пропустили, а местные попы были этому даже рады. Великий князь рвался к информации, а попы консервировали Орду, давшую им всё. Отказ германцев и задержка учёных людей просветлили мозги Великого князя. При его дворе было несколько монгольских христианских мудрецов. Он их призвал к себе и приказал объяснить устройство монгольской империи с точки зрения её отношения к знанию.

Монголы не спешили с ответом, понимая, что Великий князь дошёл до сути, но теперь они были в подчинении, теперь они служили и надо было отвечать. Самый старый из них сказал: «Нам не чужда мудрость, наше платье не пробивают даже железные стрелы, так оно прочно и в то же время легко. У нас есть конституция, написанная китайскими мудрецами. Мы ассимилировались со многими другими народами, создав внутренние этносы монголов в других народах. Мы считаем себя основой развития других народов, но к знанию они должны прийти только через нас. В этом наша безопасность. Поэтому мы консервировали знания тех или иных народов в их же собственных рамках и мешали обмениваться разным народам своими знаниями. Именно в целях консервации информации мы поощряли разнообразие религий, а в вашем гибриде мы увидели именно то, что нам было надо — догматиков и фарисеев, жадность и корысть, что может лучше удерживать народ от стремления к росту и знанию».