Андрей Шаргородский - Спермотоксикоз (сборник)

– Добьем? – спросил Женька

– Нет, покажем дома живого, у него только крыло перебито, – ответил отец, на том и порешили.

Глухарь важно ходил по дому, все изучил и… обосновался в туалете на унитазе. Сначала это было забавно, но когда отца не было дома (а кто был на Севере, знает, что там работали по 12–14 часов), то мы с мамой не могли сходить, извините, по нужде.

– Так, хватит издеваться, забирай свою птицу и не заставляй меня каждый день ждать тебя с нетерпением, – возмущалась мама.

– Тома, ну потерпи еще два дня, в понедельник завезу в зоопарк, а на выходные мы никуда не поедем, дома будем, – все-таки уговорил маму отец.

Разговор был в пятницу, а в субботу к нам в гости пришел дядя Паша – обмывать с отцом свое выздоровление. Сидели на кухне долго, судя по увеличивающейся громкости разговора, были уже прилично «теплые», и тут отец, извините за подробности, сходил в туалет и спокойно, как ни в чём не бывало, сел за стол.

– Я тоже, – бодренько побежал туда же дядя Паша, но быстро вернулся уже обутый и одетый. – Андреич, я пошел, мне срочно домой, – протянул руку и быстро вышел из квартиры. Отец не имел привычки расспрашивать, на том и забыли.

В понедельник утром отец отвез глухаря в зоопарк, а вечером пришел домой явно в хорошем расположении духа. Сели ужинать, тут позвонили в дверь. Пришла жена дяди Паши, тетя Оля.

– Андреич, я не знаю, радоваться или горевать, короче, Пашка сказал, что бросает пить и собирается ехать лечиться. В субботу, придя от вас, он только и сказал: «Ко всем приходит белочка, а ко мне пришел глухарь». Сегодня пришел трезвый с работы и сказал, что послезавтра уезжает лечиться на месяц, так что ты отпусти его, Андреич, с богом.

Отец молча выслушал, а потом все тёте Оле и рассказал, как сидели пили, как у нас в туалете глухарь оказался и что Пашка об этом ничего не знал. В общем, порешили дяде Паше ничего не говорить, пусть лечится, пусть не пьет, а про глухаря решили смолчать и всем, кто знал, строго-настрого запретили об этом говорить.

Со временем дядя Паша стал хорошим руководителем, дома всё наладилось, жена и дети были просто счастливы. Недавно меня пригласили на его 60-летие и выход на пенсию. Гуляли хорошо, а после ресторана все самые близкие поехали к ним домой. Сидели, веселились и тут, вместо тоста, я решил всё рассказать. Произносил речь в гробовой тишине. Когда я закончил, дядя Паша налил себе полстакана водки и со словами: «Вы мне всю жизнь испортили!» – выпил и ушел. Мне тоже пришлось уйти.

С тех пор дядя Паша со мной не общается, а тётя Оля звонит часто, говорит: «Иногда чуть выпьет, закурит и приговаривает: «Ну сволочи, ну гады». Но ты, Андрюша, не расстраивайся, всё образуется. Он считает, что вы ему жизнь испортили, а мы с детьми – что вы нам её подарили».

А я теперь и не знаю, что это мы сделали – благо для человека или украли у него что-то?

Итак, я окончательно осознал, что судьба связала нас с моей Зиночкой навечно, и нет у меня альтернативы этому счастью. Убегал – ловила, игнорировал – брала силой, пытался флиртовать с другими – предупредила, что отрубит «все выступающие части тела». И я ни на секунду в этом не сомневаюсь, так как судьба меня уже предупреждала, причём трижды…

Познакомились мы с ней на очистных сооружениях, куда нас привезли на экскурсию. Она была из параллельной группы, а факультет наш назывался очень солидно – «Водоснабжение и канализация». На этот факультет родители записывали своих детей по двум причинам – или не было денег, или тупой как валенок. Я относился к первой категории, ну а она говорила, что ей без разницы, где учиться, лишь бы родители не приставали. Слово за слово, поцелуй за поцелуем, в общем, через месяц наступили каникулы, и мы поехали к нам на дачу знакомиться с моими родителями. Дача – это дом в деревне, где жила моя бабушка и держала огромное хозяйство, чем мы и кормились. Зинуля деревню видела только из окна автомобиля, поэтому ей всё было прикольно: и как растут тыквы, и как зарубить курицу. От всего этого она приходила в неописуемый восторг. Она взяла с нас обещание, что теперь мы всегда её будем брать с собой.

Со своими родителями она меня не знакомила, а я особо и не настаивал. Наш бурный роман перерос вскоре в очень близкие отношения. Шли дни, недели, быстро пролетели каникулы, пришла осень. Мы опять пошли в институт. Учиться мне приходилось теперь за двоих, так как Зина даже и слышать не хотела про «гамняшки». В один из выходных родители сказали, что едем в деревню собирать урожай и рубать птицу. Зина напросилась с нами. Кто в курсе, тот знает, как тяжело в один день переработать 50 голов птицы. Отрубить голову у курицы из нас могла только бабушка. Делала она это за сараем и вскоре принесла первые десять тушек. Обработать кипятком, ощипать, обшмалить, вспороть и очистить внутренности – это была наша работа. Бабушка села отдохнуть, сославшись, что очень устала. Но минут через десять с кряхтением поднялась и пошла делать свою работу дальше. Зинуля попросилась ей помочь.

– Куда тебе, барышня, ты там щас в обморок плюхнешься, и что потом мы родителям твоим рассказывать будем, а?

– Не плюхнусь, – уверенно сказала она.

– Ну, пошли, коль такая смелая.

Всем нам было интересно, чем закончится эта экскурсия, и мы через минут пятнадцать пошли тихонько подсмотреть. Заглянув за угол, мы увидели сначала бледную бабушку, а потом Зинулю, которая с диким азартом в глазах отрубала голову очередной курице.

– Всё, бабуль, десятая, – доложила она.

Бабушка, увидев нас, только и проронила:

– Упросила попробовать. Это она их всех, сама.

Отец посмотрел на меня как-то с жалостью, у мамы потекла слеза, а Зиночка, весело размахивая топором, засмеялась:

– Бабуль, тащи следующую партию!

В своём азарте она разрумянилась, стала просто неописуемо красивой. Я влюбился в неё окончательно.

Прошёл год. Нам родители уже снимали квартиру в центре города, в пяти минутах от вокзала. Нам было хорошо и весело. Мои родители и бабушка нас кормили, её родители одевали, так как мама её держала магазин одежды и обуви. Кое-какие деньги я зарабатывал тем, что делал ребятам курсовые и контрольные. Мы обжились, в квартире было всё необходимое, даже завели кошку, с которой красавица моя постоянно воевала. В детстве, как она мне рассказывала, ни кошку, ни собаку ей не разрешали заводить, потому что первую же кошку она выбросила из окна девятого этажа – проверить, что кошки никогда не разбиваются. Наша кошка была милым созданием, но я сразу заявил, что убирать за ней не буду. Зиночка ответила, что убирать ничего не придётся, так как она быстро её научит ходить в туалет. Научить не получалось, а убирать приходилось много и часто. Зинуля нервничала, тыкала её мордой, била, уговаривала, но подлая кошка всё равно не хотела справлять нужду там, где надо было. В общем, нашла коса на камень.