Эйвин Болстад - Без маски

— Добро пожаловать на остров Трет! Этот остров называется теперь именно так! Добро пожаловать!

Лицо Мусебергета пожелтело. Он смотрел на болото. Да, неплохое здесь выйдет пастбище! Уж не меньше, чем для десяти коров.

— И спасибо вам за помощь! — сказал Енс и протянул руку. Как раз в этот момент заржала лошадь. — Большое спасибо, и да благословит вас всех господь!

— Аминь! — произнес Единорог и застенчиво отвернулся.

— Эй! — закричал в это время землемер. — Теперь граница проходит как раз через возвышенность! Хорошее получится у тебя местечко для сушки трески. Болото находится посреди твоих владений. Понятно тебе, Енс?

— Спасибо, и еще раз спасибо, — снова сказал Енс богатеям.

Он повернулся и стал с таким невинным выражением лица понукать буланого, что у Кристафера закружилась голова, а Ульрик даже подпрыгнул от бешенства. Правой рукой он схватился за лоб, но тотчас отдернул ее прочь, словно опасаясь заразы. Его белые руки были в мозолях. Израненная, затвердевшая кожа на ладонях еще не совсем зажила.

Но самое скверное произошло в тот же вечер, когда все мужчины и женщины собрались, как всегда, на молу и стали обсуждать поиски Клада Шотландца и все прочие события, связанные с этими поисками. Тут же стояли три богатея. Им было противно даже смотреть друг на друга. А тут еще вниз к своей черной маленькой лодке спустился Единорог. Серьезный был у него вид, словно рыбак затаил в душе тяжкое горе. Но раньше чем отчалить от пристани, он спросил, усмехаясь и показывая на островок справа:

— Ну как, нашли свою «диагональ»?

Тут богачей словно осенило! Они поняли всё. Снова этот негодяй занялся своими проделками! Кристафер медленно обернулся к Ульрику и с угрожающим видом стал приближаться к нему.

— Идиот! — заорал он так громко, что крик его услышали даже те, кто жил далеко от пристани. — Это ты втянул нас в эту историю! Ну и поплатишься ты за это!

Ульрик громко вскрикнул. Остальные разинули рты. Но прежде чем кому-нибудь удалось произнести хоть слово, в ход, как самое веское доказательство, были пущены кулаки. Потому что словами здесь уж ничего было не поделать. Мусебергет поспешил удрать домой.

И с тех пор начались в этих краях жестокие распри. Столпы общества — Ульрик, Кристафер и Рейнерт — не сговаривались больше о ценах на рыбу, не обсуждали, сколько им следует платить работникам. Тогда лишились они всех своих денег и не в силах были даже вспомнить о прошлом. И петля кабалы, в которой они сообща держали бедняков, стала распускаться.

А на острове Трет царило веселье. Там, запряженная в плуг, трусила рысцой выносливая буланая лошаденка. Вслед за ней, насвистывая песенку, шагал Енс, который вырвался наконец из кабалы. За ним следовала жена, а позади бежала ватага ребятишек. У них уже успели округлиться щёки.

А далеко-далеко по глади залива, подгоняемая сильным ветром, скользила черная парусная лодчонка с невиданно высокой мачтой. Должно быть, Единорог спешил. Верно, какой-нибудь другой бедняк в нужде послал за ним, этим Робин Гудом или Ходжой Насреддином здешних островов.

Солнце всё ниже и ниже опускалось в море.

Через полчаса небо окрасилось багряно-золотистым заревом. Потом выплыли мерцающие звёзды. Старики говорили, что в таких случаях наступают холода. Но всё это предвещало рыбакам богатый улов.

«Без лисьей хитрости лису не перехитришь, — сказал Морской Волк [50] Морской Волк — рассказчик, образ которого встречается во многих рассказах книги «Насмешник с острова Тоска». .

К северу от Бергена посреди моря лежит густая сеть маленьких островков. Островки эти так тесно примыкают друг к другу, что закрывают морю свободный доступ к побережью. Морские волны, ударяясь об этот своеобразный барьер, с сердитым урчаньем бурно устремляются в узкие проливы между островками. Рейсовые пароходы могут войти в фьорд только под защитой длинного мола.

Позади этого мола, на заливе, проникающем глубоко в сушу, лежит один из тех заброшенных островков-болот, на которых, быть может, во времена древних саг глухо шумели могучие сосны. Теперь здесь остались лишь сгнившие корни да топкое болото с глубокими, таящими гибель трясинами. Во времена древних саг добывал здесь, наверное, древний норвежец болотную руду, и это было для него таким же привычным делом, как хлебопашество для крестьянина в наши дни.

Пятьдесят лет назад на менее болотистой восточной части острова обитало несколько рыбачьих семей. И было им тут вовсе не так уж плохо. Что же касается удлиненной западной части островка, то там жил всего лишь один бедняк арендатор. Правда, позднее молодые предприимчивые поселенцы заинтересовались и этой частью островка, но в то время, о котором пойдет рассказ, она была совсем пустынной. Домишки, стоявшие здесь, были еще более ветхи и убоги, чем обычные жилища бедного люда. Трудно было поверить, что какое-либо живое существо может осесть в Йормвикене [51] Йормвикен — илистый залив. . Глубокий и длинный фьорд тянулся от моря узкой полоской меж высоких отвесных скал, расстояние между которыми не превышало и пятидесяти метров. Внутри шхер фьорд постепенно расширялся в залив. Дно залива было покрыто толстым слоем ила. Глубина здесь была не более чем два фута, и Тьодолфу приходилось оставлять свою лодку на причале далеко от берега. Но зато в часы прилива он добирался на ней до самого дома.

Да, Тьодолф был единственным жителем этой части острова. Как он ухитрялся не умереть с голоду? Это было для многих неразрешимой загадкой. Члены его семейства представляли собою тощее, голодное и живучее племя с крепкими белыми, щелкающими от голода зубами, которые выгодно отличались от вставных зубов и гнилых корней всех прочих прихожан, собиравшихся по воскресеньям в церкви. Впрочем, крепкие зубы — это всё, чем могли похвастать Тьодолф и его домочадцы. Что же касается остального, то они вынуждены были утешаться старой поговоркой: «Лучше быть худо одетым, чем вовсе голым». Вся их жизнь представляла собой непрестанную заботу о хлебе насущном. Когда наступал час обеда, дети, вытягивая худые шейки, заглядывали в большую кастрюлю и косились на медный котелок, висевший над очагом. Но чаще всего и в кастрюле и в котелке бывало пусто. Разумеется, многие, так же как и Тьодолф, перебивались с хлеба на воду вместе с женой и детишками. Но Тьодолф поступил уж совсем неразумно, поселившись в этой проклятой дыре, где не было никакой возможности выбиться из нужды. Люди, которые воображали себя сведущими во всех житейских делах, говорили, что Тьодолф сделал большую глупость, согласившись арендовать в Йормвикене эти старые, насквозь прогнившие домишки. Правда, жил он там бесплатно, но обязался содержать их в порядке и производить ремонт. А на это нужно было затратить немало времени и труда.