В. Максимов - С. Михалков. Самый главный великан

В 1959 году поэт напишет:

И это была сущая правда…

Попался мне на глаза экземпляр журнала «Мурзилка» за 1963 год. Естественно, я начал его листать, вспоминать друзей, художников, писателей, в то время работавших, с которыми я дружил, с которыми прошла моя жизнь.

Привлек мое внимание материал о юбилее С.В.Михалкова, которому тогда исполнилось 50 лет. Статью о нем Льва Кассиля сопровождал мой рисунок. Какдавно это было, подумал я. Сейчас грядет уже столетие со дня рождения Сергея Владимировича, сколько нарисовано иллюстраций в журналах, газетах и книгах за эти прошедшие пятьдесят лет!

Сотрудничество наше возникло вполне естественно. Во-первых, мы были современниками, во-вторых, работали в области сатиры и юмора, то есть занимались тем делом, где требуется гротеск, гипербола, преувеличение. Степень гротеска, степень условности в юмористических стихах Сергея Владимировича и моих рисунках совпадали, как мне кажется. Это и свело нас за рабочим столом.

В обыденной жизни мы виделись редко, сближались только при интенсивной работе над книгами. Разногласий по поводу рисунков почти не было, Михалков обычно доверял художнику абсолютно. Это доверие провоцировало меня на какие-то нестандартные, неожиданные решения, что обычно делает работу иллюстратора еще более интересной и захватывающей.

Встречались мы также на выступлениях перед детьми на Книжкиной неделе или на презентациях только что вышедших наших книг, например, мы вместе ездили в Ленинград (тогда еще не Санкт-Петербург) на презентацию трехтомника издательства «Комета». Там в огромном зале мы выступали перед детьми, Сергей Владимирович читал свои стихи. Он произносил первую строчку стихотворения, а двухтысячный зал хором продолжал текст. Знают – значит, любят.

По-детски простой, по-детски искренний и добрый, по-детски влюбчивый. Именно эти, так необходимые детскому поэту качества, ценили любящие Михалкова люди и прощали ему и его высокое положение, и приближенность к властям, и неимоверное количество званий и наград, и его дворянское происхождение.

И эти же качества и особенности его биографии вызывали и до сих пор вызывают резкую, негативную реакцию у тех, кто не любил Михалкова. «Да какой же он простой и добрый?! – кривятся они. – Все под себя загребал, никому продыху не давал». А ведь именно при Михалкове расцвели и были им поддержаны большинство известных ныне писателей и поэтов. Да, он и про себя не забывал, но он же был не святым Сергием Радонежским, а просто Сергеем Михалковым, которому, как любому писателю, свойственны желание издаваться, нравиться и отмечаться наградами.

Вспоминаю забавный случай. Однажды, в Дни славянской письменности, я встречал Сергея Владимировича в Центральной детской библиотеке. В честь торжественного праздника на мне красовался орден преподобного Сергия Радонежского, врученный патриархом Алексием II. Михалков глянул на орден и спросил: «У тебя к-какой степени?» – «Третьей» – отвечаю. «Ха! А у меня – второй!»

На каждой встрече дети окружали его, теребили, спрашивали, смеялись или просто с восторгом смотрели на живого дядю

Степу. Недоброжелатели же, не веря в искренность такой любви, возмущались: «Да если бы Михалков не был депутатом и не возглавлял Союз писателей, никто бы не издавал его стихов! Стихи-то слабенькие!» Вранье. Разве мало было в советское время высокопоставленных писателей-чиновников, издававшихся миллионными тиражами, которые затем, в связи с их беспросветной бездарностью, отправляли под нож? А вот миллионные тиражи Михалкова не залеживались на прилавках не из-за его высокого положения. Люди любили и продолжают любить его книги по простой причине – они талантливы.

Его стихи подкупают своей простотой и бесхитростностью, певучестью – качествами, которыми всегда славилась русская литература. Именно отсутствие в стихах Михалкова «мудрой» зауми, витиеватого диссидентского подтекста и усталой вековой тоски, воспринимаются критиками Михалкова как «ненастоящая» поэзия, «слабенькие стишки». Слабенькие по сравнению с кем из детских поэтов?

Прочтите одно из ранних его стихотворений «Веселый турист» и убедитесь, насколько оно просто, светло, в традициях русской поэзии, написано.

Многочасовые сидения на всевозможных съездах, пленумах, заседаниях, конференциях, хождения по высоким кабинетам, обязанность как депутата и общественного деятеля прочитывать и писать бесконечные «важные» бумаги – все эти дела отняли у поэта десяток лет так нужного для творчества времени. Упрекая Михалкова за «вхождение во власть», захотели бы сами злопыхатели такой тяжкой участи в ущерб своему творчеству? А если бы и пошли в депутаты или секретари союза писателей, стали ли бы помогать, как Михалков, тысячам нуждающимся в квартирах, санаториях, больницах, лекарствах, трудоустройстве, поступлении в институт, поездке за границу, издании книги, написании положительных рецензий, защите невинных от произвола милиции?

Когда я бывал у него дома на Поварской, старый, допотопный трудяга-телефон не умолкал. Просили помочь, просили в долг, просили совета, просили открыть детский праздник где-то под Магаданом, просили, просили, и никогда никто не получал отказа. От него я узнал, как в то богоборческое время он ночами (днем при его депутатском положении было нельзя) приезжал в высокие кабинеты и добивался открытия поруганного Свято-Данилова монастыря. И монастырь был открыт.