Эльвипа Синецкая - «Путешествие на Запад» китайской женщины, или Феминизм в Китае

Именно женщины, переосмысляя свою сущность, заставили мужчин задаться вопросами самоидентификации. «И вместо повсеместно утвердившейся темы “тайна женственности” возник серьёзный разговор о “загадке мужественности” 一 белых пятен здесь оказалось ещё больше» [116].

Господствующая модель объяснения мужской сущности исчерпала себя, и сейчас осуществляется переход от традиционного образа мужчины к попыткам объяснить новую ситуацию. Мужественность казалась ясной, естественной и противоположной женственности. Первыми обескураживающий вопрос «Что есть мужчина?» поставили американские антропологи, затем к нему обратились англичане, австралийцы и скандинавы. Конституирование man’s studies вослед women’s studies (сейчас существует более 200 центров мужских исследований) стало в определённом смысле поворотным моментом в идеологии, называвшейся ранее феминизмом.

В авангарде гендерных исследовании оказались именно американцы, англичане, австралийцы и скандинавы как раз потому, что представители этих наций «были более одержимы идеей мужественности» (а, скажем, во Франции ситуация была несколько иная [117]). Жёсткость гендерной роли для мужчины оказывается порой гнетущей, ибо она требовала от него на протяжении долгого времени постоянного подтверждения своей мужественности, которая определяется через властвование, доминирование, отрицание женственности. В современных мужских исследованиях анализируются этапы становления мужественности, исторические кризисы последней, особенности гендерных технологий в формировании образов маскулинности и т. д.

Основную идею маскулинного менталитета известный социолог П. Бурдье описывал так: «Быть мужчиной – означает быть заведомо обреченным властвовать… иллюзия мужественности оправдывает право на обладание» [118]. И наоборот 一 обладание удовлетворяет мужественность, пусть и иллюзорную. «Наиболее полное изложение темы “Мужская сущность: историческая трансформация” дано в работах Э. Бадэнтер, в которой убедительно раскрывается процесс “расчеловечивания” мужчины. Обосновывая типологию жизненных стилей мужчин, она выявляет в качестве одного из самых распространённых тип “искалеченного” мужчины. Она же предлагает перспективные линии преодоления этих жёстких гендерных ролей через гуманистическое движение в сторону “великой родительской революции”» [119]. Мужчина сегодня порой куда больше нуждается в эмансипации, чем женщина. Автор напоминает, что термин «эмансипация» относится не только к женщине – он означает «освобождение от угнетения и предрассудков(выделено мною. 一 Э.С. )», а стало быть, применим и к мужчине, которому также не чуждо стремление к «предоставлению равноправия в общественной, трудовой и семейной жизни». В чём причина этого? Да он просто угнетён навязанной ему ролью кормильца «во что бы то ни стало». А право на самореализацию (не всегда способствующее достойному исполнению роли кормильца) имеет не только женщина [120].

Итак, гендер – это сложный социокультурный конструкт: различия в ролях, поведении, ментальных и эмоциональных характеристиках между мужским и женским, творимые (конструируемые) обществом [121].

В рамках этого подхода гендер понимается как организованная модель социальных отношений между женщинами и мужчинами, не только характеризующая их межличностное общение и взаимодействие в семье, но и определяющая их социальные отношения в основных институтах общества (а также и определяемая 一 или конструируемая ими). Гендер, таким образом, трактуется как одно из базовых измерений социальной структуры общества, который вместе с другими социально-демографическими и культурными характеристиками (например, раса, класс, возраст) организует социальную систему. Социальное воспроизводство гендерного сознания на уровне индивидов поддерживает основанную на признаке пола социальную структуру. Воплощая в своих действиях ожидания, связанные с их гендерным статусом, индивиды конституируют гендерные различия и одновременно обусловливаемые ими системы господства и властвования. Во многих обществах женщин и мужчин не только воспринимают, но и оценивают по-разному, обосновывая гендерными особенностями и разницей в их способностях, различия в распределении власти между ними. По словам известной феминистки Джоан Скотт, «осознание гендерной принадлежности – конституирующий элемент социальных отношений, основанный на воспринимаемых различиях между полами, а пол – это приоритетный способ выражения властных отношений». В этом смысле быть мужчиной или женщиной означает вовсе не обладание определёнными природными качествами, а выполнение той или иной роли [122].

При этом наметилась настоятельная тенденция отказываться от муссирования вопроса различия или сходства между полами. Если принять точку зрения, что женщина и мужчина по своей природе равные и одинаковые, то при этом мужской образец поведения принимается за универсальный, что нередко давало основания для упрёка в отрицании ценности женственности. Критики этой концепции полагали, что в её основе ложная посылка, что мужчина – это и есть «нормальный», нормативный представитель рода человеческого, а не его половина, а потому, чтобы стать человеком, необходимо «во всём подражать мужчине… отречься от женского начала. За женственностью же не признаётся никаких прав» [123]. Есть и противоположное направление: «утопические движения рас, этносов, гендера и секса сколотили новый утопический метанарратив, именуемый “мультикультурализмом”， который идеализирует различия и атакует однородность и ассимиляцию (или уподобление). Как способ инкорпорации этот метанарратив, в свою очередь, дал рамки и придал силы новым дифференцированным движениям – от прав инвалидов до трансгендерных идентичностей». Но всё это добыто жёсткой и долгой культурной и политической борьбой [124]. Определять реальность пола как различие, а гарантом равенства считать сходство – неверно в обоих случаях.

«Пол, – утверждается в работе двух американских профессоров (Иглтонского института политики Рутгерс и Нордвестернского университета), – по природе не является биполярностью; это континуум, непрерывность; именно в обществе его превратили в биполярность» [125]. После того как это было сделано, требовать, чтобы кто-то был таким же, как те, кто установил определённый стандарт, те, кто стал иным в социальном отношении, – попросту означает, что равенство полов концептуально оформлено так, что его никогда не удастся добиться. Как и в социальном плане, те, кто больше всех нуждается в равноправном к себе отношении, будут менее всего похожи (например, бедные женщины) на тех, чьё положение задаёт стандарт, по которому право на равенство будет оцениваться. Отсюда некоторые делают вывод, что так называемое «равенство полов» является оксюмороном (бессмыслицей). Быть выделенной по половому признаку означает быть женщиной (точнее – woman), а быть женщиной – быть неравной. До тех пор, пока различие не ставится под вопрос, социальное равенство женщин остаётся невозможным [126].