Валерий Ледяев - Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

Нестабильность социально-политического контекста стимулировала формирование своеобразной формы рынка жилья и специфической конфигурации акторов политического управления в Варшаве, отличных от западноевропейских. Поскольку административные и политические структуры все еще находятся в процессе трансформации, сохраняются, а в чем-то и усиливаются позиции авторов частного сектора. С этой точки зрения переход к политико-экономическому управлению (governance) стал не столько реакцией акторов публичной сферы на новые вызовы и усложнение мира, как это имело место в иных странах, сколько результатом нестабильности положения публичных акторов. В целом Кох вполне позитивно оценивает перспективы использования западных моделей и, как и другие исследователи городской политики в постсоциалистических странах, обращает внимание на необходимость проведения сравнительных исследований, позволяющих выявить общее и особенное в городской политике восточноевропейских городов. При этом он указывает на целесообразность расширения предмета исследования, отмечая важность учета ситуации, сложившейся в городском политическом пространстве различных стран к началу постсоциалистических преобразований (а они могут заметно различаться), и предлагая принять во внимание региональный аспект, поскольку многие сферы городской политики не могут быть ограничены локальным уровнем [Koch, 2009 b: 351–352].

Эти и другие исследования городских режимов, достаточно многочисленные и за пределами США, свидетельствуют о растущей популярности теории, что, на наш взгляд, вполне закономерно. Привлекая внимание к процессу формирования правящих коалиций, она, с одной стороны, позволила преодолеть ограниченность исследований городской политики, фокусировавшихся в основном на формальных политических институтах, с другой – избежать недостатков ранних дискуссий о распределении власти в локальных сообществах, слабо учитывавших структурные компоненты власти, ограниченность городской политики и вариативность конфигурации власти в различных городах. При этом она оказалась достаточно продуктивной и для объяснения политических процессов в странах в сильной государственной составляющей, что позволяет размышлять о возможностях и перспективах ее использования в изучении власти в российских городах и регионах.

В качестве иллюстрации отечественных исследований власти на субнациональном уровне были выбраны следующие исследовательские проекты: 1) «Самые влиятельные люди России – 2003» (идея проекта – А. Ситников, научное руководство – О. Гаман-Голутвина); 2) «Власть и управление в крупных городах России» (руководитель проекта – В. Гельман); 3) «Трансформация номенклатурной организации власти в России на субрегиональном уровне» (выполнен Д. Сельцером); 4) «Взаимодействие власти и бизнеса в реализации социальной политики: региональная проекция» (выполнен А. Чириковой). Эти исследования не только интересны и содержательны, но и представляют различные ракурсы и способы эмпирического исследования власти.

Исследование «Самые влиятельные люди России – 2003», выполненное коллективом исследователей Института ситуационного анализа и новых технологий (ИСАНТ), на сегодняшний день остается наиболее масштабным проектом изучения региональных элит в России [479]. Оно охватило 66 регионов, и в центре внимания оказались многие ключевые проблемы, касающиеся изучения власти: механизмы и каналы рекрутирования политических и экономических региональных элит, их структура, социально-демографические характеристики, личные качества, обеспечивающие успешное продвижение, преобладающие стили лидерства, характер и особенности взаимоотношений между федеральным центром и регионами России, между политическими и экономическими элитами в регионах [Гаман-Голутвина, 20046: 39–40].

Замысел исследовательского проекта не сводился к подготовке списков наиболее влиятельных людей в тех или иных регионах (хотя уже это стало бы существенным вкладом в развитие данной отрасли социального познания): исследователи стремились объяснить, почему эти люди влиятельны, и оценить степень их влияния на общественно-политическую и социально-экономическую ситуацию в своем регионе. Для ответа на эти вопросы была разработана и использована оригинальная методика оценки влиятельности акторов региональной политики. Определение степени влиятельности осуществлялось на основании 7 параметров, которые были выделены на основе анализа мнений большого числа экспертов [480]:

1. Объем контролируемых властных ресурсов. Он характеризует степень контроля над деятельностью структур публичной власти; при его оценке принимались во внимание занимаемая должность и сопутствующие ей полномочия, административный ресурс и возможности влияния на деятельность структур власти.

2. Объем контролируемых экономических ресурсов (участие в распределении и контроле финансовых потоков; владение, доступ или распоряжение собственностью, капиталом, пакетами акций, бюджетными средствами).

3. Личные качества.

4. Объем и эффективность связей (контактов) во властных и бизнес-структурах (количество и качество связей, их весомость и результативность).

5. Степень контроля над влиятельными организациями – партиями, движениями, профсоюзами, местными религиозными организациями и др.

6. Степень контроля над СМИ.

7. Общий уровень влиятельности. Он характеризует «влиятельность в целом»; включение данного критерия обосновывалось необходимостью учета факторов, не вошедших в число указанных выше) [Даровин, Полунин, 2004: 12–13].

Итоговая оценка влиятельности определялась следующей формулой:

W = a 1 R 1+ a 2 R 2+…+ a 6 R 6,

где W – оценка влияния в политике, R – значение ресурса влияния, а – вес (значимость) ресурса влияния в политике, i = от 1 до 6 – количество ресурсов. В ходе регрессионного анализа групп оценок, выставленных влиятельным политическим акторам, были получены следующие веса (в процентах) ресурсов влияния в политике: объем контролируемых властных ресурсов – 31 %, объем контролируемых экономических ресурсов – О [481], личностные качества – 12 %, объем и эффективность связей во властных и бизнес-структурах – 15 %, степень контроля над влиятельными организациями – 19 %, степень контроля над СМИ – 22 % [Полунин, 2004: 18–19]. На базе указанных параметров были разработаны измерительные шкалы, по которым в ходе экспертного интервью оценивалась влиятельность конкретных лиц.