Валерий Ледяев - Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

Наконец, хотя репутационный метод и подвергается критике за то, что он позволяет обнаружить не «реальную власть», а лишь ассоциирующиеся с ней факторы – репутацию, имидж, ресурсы [Polsby, 1980; Orum, 1978: 168–169], понятие власти в нем, в определенном смысле, более соответствует объяснению власти как диспозиции, потенциала, которое доминирует в концептуальном анализе власти [Ватту, 1976:67-101; Morriss, 1987; Ледяев, 2001: 133–155]. В отличие от решенческого метода, где власть фактически рассматривается как определенный вид влияния (действия), в репутационном методе акцент в большей степени сделан на властных возможностях субъекта, на том, что способен сделать субъект власти в данных условиях. То есть власть не сводится к уже имеющему (имевшему) место влиянию, а выражает то, что может произойти при определенных условиях. Тем самым понятие занимает свое особое место в концептуальной структуре, отличное от тех аспектов социальной реальности, которые обозначаются понятием «влияние».

Базовая идея метода и одновременно его эпистемологическое основание состоят в том, что наличие у субъекта власти соответствующей репутации является надежным показателем власти, по которому можно судить о структуре власти в сообществе. Исследователь относит к властвующим тех, кого таковыми считают опрашиваемые им респонденты. Именно этот момент вызывает наибольшие споры и критику со стороны оппонентов. Действительно, репутационный метод строится на субъективных мнениях людей, а не на исследовании конкретных форм и проявлений власти и в этом отношении выглядит менее «научным», чем, например, решенческий подход.

Насколько субъективные мнения людей, в том числе экспертов и непосредственных участников процесса формирования и осуществления политической власти, в состоянии воссоздать реальную картину властных отношений в общности? Некоторые исследователи обращают внимание на то, что между восприятием поведения и самим поведением существует безусловная связь [209], однако другие относятся к этому весьма скептически. Во-первых, изучение политических явлений на основе субъективных мнений неизбежно усиливает влияние персональных предпочтений и установок. В случае с репутационным методом в результатах исследования отражаются не только ценности самого исследователя, но и предпочтения респондентов [Hoffman-Lange, 1987: 30]. При этом выбор панели экспертов уже сам по себе рефлектирует изначальное мнение исследователя о том, где находится власть [Harding, 1996: 639].

Во-вторых, сами респонденты, оценивающие власть тех или иных лидеров, должны иметь достаточно четкие представления о том, что есть власть и по каким параметрам ее следует определять. При этом их позиции должны быть максимально синхронны и не расходиться с позицией исследователя, иначе совокупные количественные показатели власти тех или иных персон окажутся изначально неадекватными. Р. Волфинджер, являющийся наиболее жестким оппонентом репутационного подхода, считает, что ответы респондентов не могут быть надежным источником информации и лишь отражают общественное мнение [Wolfinger, 1960: 636–644].

Он ссылается на ряд исследований, в которых отмечались многочисленные случаи слабой информированности о политическом процессе в городских сообществах даже среди непосредственных его участников. В частности, исследование Р. Даля в Нью-Хейвене показало, что многие известные в городе граждане не смогли назвать каких-либо других людей, активно участвующих в принятии политических решений [Dahl, 1961: 78–79]. Проинтервьюировав 500 политиков, А. Херд заключил, что полученная от них информация, выходившая за пределы их личного опыта, была для исследователей малополезной [Heard, 1950: 896]. Дж. Ла Паломбара, опросивший ряд чиновников, политических и гражданских лидеров в Италии, отметил, что респонденты легко меняют свои оценки чьей-то власти, если интервьюер пытается углубить их изначальные ответы; они плохо ранжируют власть различных групп интересов и им трудно объяснить, что есть власть [LaPalombara, 1960: 39–41]. Р. Даль в принципе поставил под сомнение саму возможность оценить экспертное знание информантов: «Может ли исследователь быть уверенным, что в группе представлены эксперты, до тех пор пока он сам не протестировал их экспертные знания? Но он не может протестировать их экспертное знание, если сам не знает ответов на интересующие его вопросы. Получается замкнутый круг» [Dahl, 1956: 85].

Проблема усугубляется тем, что формулировки базового «репутационного» вопроса нередко допускают различные толкования, в том числе и наиболее типичный «репутационный» вопрос: «Если бы был проект, требующий решения группы лидеров (чье лидерство принимается практически всеми членами сообщества), то каких 10 человек из 40 Вы бы выбрали?». Как отмечает Волфинджер, в этой формулировке «фактически содержится несколько довольно разных вопросов – о популярности лидеров, о готовности подчиниться им, о желании служить интересам общности». То же самое относится и к хантеровской формулировке: «Кто является “самым большим” человеком в городе?» [Wolfinger, 1960: 639].

В результате респонденты нередко путают статус и власть, которые не всегда однозначно коррелируют между собой: обладающие высоким социальным статусом могут быть политически пассивны. Респонденты указывают на тех, кто лишь считаются обладающими властью, т. е. имеют соответствующий имидж, который может соответствовать действительности, но не обязательно [Bonjean, 1963: 680; Clark, 1968с: 76; Orum, 1978: 169]. Следствием этого, как отмечают критики, являются относительно низкие показатели лидеров рабочих, местных политиков и муниципальных чиновников, поскольку у них более низкий статус, чем у бизнесменов и лидеров благотворительных организаций [Wolfinger, 1960: 640]. В то же время репутационный метод неизбежно «пропускает» тех, кто не обладает высокой репутацией, но активно влияет на принятие решений [Bonjean, 1963: 680].

Эмпирически протестировать эту критику непросто, а итоги тестирования оказываются нередко противоречивыми. В частности, степень совпадения результатов в исследованиях, где применялась комбинация методов, существенно варьируется. Например, у У Д’Антонио и У Форма 71–93 % людей, участвовавших в важных решениях в городской общности в г. Эль Пасо, оказались и в списках репутационных лидеров [D’Antonio, Form, 1965]; у Р. Престуса (Ривердэйл и Эджвуд) этот показатель составил 50–66 % [Presthus, 1964: 421–426], тогда как у Л. Фримена (Сиракузы) – всего 39 % [Freeman et al., 1963: 791–798], а в некоторых других исследованиях – еще меньше [Clark, 1968с: 80].

В-третьих, наиболее уязвимым моментом всей репутационной техники является невозможность четко очертить сферу власти тех или иных политических лидеров. Люди могут быть одинаково влиятельными, но в разных сферах; некоторые очень влиятельны, но только в отношении ограниченного набора проблем. В этом смысле решенческий метод имеет безусловное преимущество, поскольку дает возможность сравнивать власть разных людей в одной сфере, а также сопоставлять сферы их власти [210].