Сейед Мири - Общественная мысль Алламы Джа‘фари

Эта цитата не оставляет сомнения в том, что визионерская логика, по замыслу Уилбера, в той или иной степени напоминает гегелевскую диалектику с её процессом отрицания aufheben. Уважая Гегеля за его признание «существования принципа отрицания, который трансформирует все вещи, существа и все поступки в их противоположности» [88] Morin 1980, 82. , Морен обвиняет его в том, что тот считает противоречие переходным «моментом» отрицания aufliebung, , моментом, который в конечном итоге сводится к нулю при синтезе третьего явления. [89] См. Morin 1982, 289. Визионерская логика Уилбера подвергается подобной критике, особенно, в той мере, в какой она поддерживает идеалистическую метафизику, ассоциируемую с исходной метафорой Великой цепи бытия [90] Англ. “Great Chain of Being” ( примеч. пер.). . Хотя понятие визионерской логики представляет важный шаг за рамки формально-оперативного мышления, типичного для зрел ого… ментального эго, оно должно, как гегелевская диалектика, «отрицать себя в диалогике…, которая провоцирует взаимодействие посредством, когда-то бывшего комплиментарным, объединения двух логик – автологики и эко-логики» [91] Morin 1980, 82. .

В своих наиболее поздних работах Уилбер сочетал метафору Великой цепи бытия с “космической мандалой”, вписывая её в рамки последней. “Космическая мандала” организована по двум пересекающимся осям – внутреннее/внешнее и индивидуальное/коллективное, которые при наложении дают четыре квадранта, или мировых пространства: интенциональное (внутреннее/индивидуальное), культурное (внутреннее/ коллективное), поведенческое (внешнее / индивидуальное) и социальное (внешнее/коллективное). Хотя возможно и, действительно, порой жизненно необходимо, различать отдельные холоны в их проявлениях в том или ином квадранте, Уилбер настаивает на том, что любая интегральная или, можно сказать, комплексная методология должна развиваться на основе “всеквадрантного, всеуровневого” подхода. Он пишет: “Это методология феноменологического одновременного прослеживания различных уровней и линий в рамках каждого квадранта с последующим определением общего соотношения одного квадранта со всеми остальными без каких-либо попыток свести одно к другому”. [92] Wilber 1997, 91. Я полностью согласен с этим, и в то же время вновь неясно, как именно такая методология согласуется с его строгой приверженностью непреложному взгляду на холоархическую интеграцию, в которой Разум (внутреннее или квадранты «левой руки») включает Материю (внешнее, или квадранты «правой руки»), а не наоборот.

В конце третьего тома своей монументальной трилогии о Космосе Уилбер задает следующие вопросы: “Разве мы не можем рассматривать Дух как Жизнь эволюции и Любовь самого Космоса…? Разве поглощающая энергия Бога и излучающая энергия Богини не воплощают в себе полный Цикл восхождений и спусков? Разве мы… не видим постоянных проявлений Духа во всех четырёх квадрантах в равной степени? Разве не присутствует Дух здесь и сейчас во всей своей сияющей славе, вечно сущий, как любое “я”, “мы” или “оно”?» [93] Wilber 1995, 522. .

Именно в подобных отрывках текста Уилбер ближе всего подходит к пониманию сути интегрального, или комплексного подхода. Хотя его подходу не хватает диалогических основ для понимания рассматриваемых взаимосвязей, его утверждение, что “цикл восхождений и спусков никогда не должен прерываться” [94] Wilber 1995, 326. , действительно, предполагает признание принципа рекурсивности, который, наряду с диалогическим и голографическим принципами является одним из важнейших компонентов комплексного мышления Морена. Согласно Морену, процесс рекурсивный, когда он “производит продукты/вызывает эффекты, необходимые для своей собственной регенерации”. [95] Morin 1981, 162. Это “замкнутый круг, в котором конечный эффект или продукт становится исходным элементом или первопричиной”. [96] Morin 1977, 186. Рекурсивность, проявляющаяся в метафизическом аспекте во взаимосвязи “восхождение-спуск” и “спуск-восхождение”, отражается и в психологическом плане во взаимосвязи “персональное-трансперсональное” (и “трансперсональное-персональное”) , а также в методологическом или дисциплинарном планах – во взаимосвязи “паука-духовность” ( и “ духовность-наука”). В отличие от ситуации, где понятия восхождения, трансперсонального и духовного растворяются в более высоком (идеалистическом) синтезе, поистине комплексный (мета)подход, должен обеспечивать непрерывность, по выражению Уилбера, «Великого цикла». Однако для того, чтобы достигнуть этого, концепции холизма (или холархии) и не-двойственности – хотя они и являются своего рода откровением – должны смягчаться диалогическим и голографическим принципами, а также принципом рекурсивности.

Мы увидели, что именно акцент трансперсональной (социальной) теории на трансцендентальности (ментального эго и дисциплинарных рамок психологии) ведёт к усложнению трансперсональной [социальной] теории. Позвольте в нескольких словах подытожить, каким мне представляется функционирование концепции духовной трансцендентности, в высказываниях Морена о формирующейся парадигме комплексности. При первом прочтении может показаться, что Морен не оставляет места для трансцендентности, по крайней мере, в смысле холархической онтологии Уилбера. Морен не признаёт какой-либо теосферы или Абсолютного Духа, который бы, нисходя с высот, охватывал феноменальный мир, исследуемый различными науками (как естественными, так и гуманитарными). Он недвусмысленно отрицает религии, основанные на вере в спасение в том или этом мире. “Спасения нет, – пишет Морен, – в том смысле, в каком религия обещает личное бессмертие. На земле нет спасения, обещанного коммунистической идеей, т. е. общественного решения, которое бы избавило жизни всех и каждого от невзгод, неопредел ённости и трагедий. Мы должны окончательно и бесповоротно отказаться от такого спасения” [97] Morin 1998, 134. .

И, тем не менее, Морен признаёт, что хотя человеческая природа безоговорочно “связана с этим миром и судьбой Земли”, она также заключает в себе тягу к потустороннему – не к тому, что находится за пределами этого мира, а к тому, что лежит за гранью hic et nunc [98] Лат. «здесь и сейчас» ( примеч. пер.). , страдания и несчастья, неизведанная запредельность, которая подразумевает неизвестное приключение» [99] Ibid, 135. . Именно в понимании трансцендентности как неизбежной запредельности Морену удаётся предвидеть возможность и даже необходимость третьего вида религии – не религии спасения, а религии дружбы, свободы и любви. В такой религии «отсутствие Бога открыло бы вездесущую тайну». Такая религия «была бы религией без откровения… религией любви…. сострадания…, однако без спасения бессмертного/воскресшего “я” или избавления после исчезновения “я”. [100] Ibid, 142. Именно то, как мы воспринимаем и понимаем “вездесущую тайну” имманентного запредельного, конечно, является ключевым вопросом трансперсональной социальной теории с её традиционным психологическим уклоном. Несмотря на увиденное нами разнообразие формул человеческой личности в рамках трансперсональной теории – будь то сублиминальное или трансмаргинальное “я” Майерса и Джеймса, “я” Юнга как complexio oppositorium , холотропное “я” Грофа или холархическое “я” Уилбера – все эти подходы представляют собой важные попытки смириться со сложным характером имманентного запредельного, которое ещё долго предстоит изучать. Трансперсональная [социальная] теория едва насчитывает [sic] три десятилетия, и она, несомненно, будет продолжать развиваться по направлению к большей теоретической утончённости и сложности» [101] Kelly 2009. .