Виктор Шнирельман - «Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма

Все это заставляет американских авторов заявлять, что «расовое воображение занимает центральное место в организации современного мира» [191] Dyer R. White. London: Routledge, 1997. P. 1. См. также: Winant H. Racial formation and hegemony. P. 273–274. , «раса и расизм являются составными частями либеральной демократии и даже самой современности» [192] Ansell A. E. New Right, New racism. New York: New York University Press, 1997. P. 11. , «между капитализмом и конструированием расы и расизмом имеется причинно-следственная и системная связь» [193] Brodkin K. Global capitalism: what’s race got to do with it? // American Ethnologist. 2000. Vol. 27. № 2. P. 239. . Например, американский философ Иммануэль Валлерстайн полагает, что расизм имманентно связан с современным капитализмом, заинтересованным в армии работников, вынужденных довольствоваться пониженной заработной платой в силу своей расовой принадлежности [194] Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс: двусмысленные идентичности. М.: Логос-Альтера, 2003. С. 44–45. . Между тем в этом проявляется скорее именно американский взгляд на мир как непременно состоящий из отдельных рас. Карен Бродкин специально подчеркивает, что «конструирование расы стало ключевым процессом, в ходе которого в Соединенных Штатах организуют и осознают трудовую и национальную принадлежность», справедливо замечая, что в других регионах мира ту же функцию берут на себя этничность, религия и прочие формы «культурного фундаментализма» [195] Brodkin K. Global capitalism. P. 245, 248. Любопытно, что как советская идеология населяла весь мир этносами, так американское мировоззрение населяет его расами. . Тем самым американская ситуация далеко не универсальна.

Еще в начале 1990-х гг. аналогичное объяснение расизму давал британский социолог Р. Майлз, связавший его с тремя основными противоречиями капиталистического общества. Во-первых, это противоречие между тенденцией к универсализации и всеобщему эгалитаризму, с одной стороны, и социальным неравенством, присущим социально-классовому делению общества, и неравномерностью развития разных обществ – с другой. В этом контексте расизм решает проблему неравенства, приписывая неудачникам некие непреодолимые «природные качества», якобы мешающие им добиваться успеха. Второе противоречие Майлз видит в несоответствии универсалистской установки культурному разнообразию, доставшемуся от предшествующих времен. Здесь расизм также натурализует различия и придает им эссенциальное значение. Наконец, третье противоречие ученый усматривает в делении мира на национальные государства, что также оказывает сопротивление глобальному универсализму. Поэтому глобализация сопровождается политической фрагментацией, появлением на карте новых «наций», где расиализация создает свои группы меньшинств [196] Miles R. Explaining racism in contemporary Europe // Rattansi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 204–207. .

Развивая эту идею, Р. Майлз и М. Браун отмечают, что ранние определения расизма были чрезмерно привязаны к колониальной модели и к германскому нацизму [197] Майлз Р., Браун М . Расизм. С. 109. . Но в Восточной Европе и, в особенности, в странах бывшего СССР, включая Россию, где, вопреки некоторым западным наблюдателям [198] Wheeler G. Racial problems in Soviet Muslim Asia. London: Oxford University Press, 1960. , не было такого откровенного расизма, как в США или, скажем, в ЮАР, этничность имела гораздо большее значение. Именно она, а не раса определяла здесь структуру взаимоотношений на самых разных уровнях [199] Slezkine Y. The USSR as a communal apartment, or how a socialist state promoted ethnic particularism // Slavic Review. 1994. Vol. 53. № 2. P. 414–452; Bonnett A. The idea of the West: culture, politics and history. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2004. P. 40–61. . И, как мы увидим ниже, именно этничность стала занимать место расы в дискурсе «нового расизма», который перенес центр тяжести с биологического детерминизма на культурный.

Имея в виду это разнообразие, М. Вьевьорка выделяет четыре разные формы расизма. Его первую форму он, подобно упомянутым американским авторам, усматривает в утверждении универсальных ценностей эпохи модерна, присущих колониальной ситуации. В этой перспективе иные «расы» рассматриваются как препятствие прогрессу и либо подлежат упразднению, либо подвергаются эксплуатации как «низшие». Вторую форму он связывает с тревогами белых чернорабочих («белых бедняков») по поводу своей дальнейшей маргинализации или с их опасением конкуренции со стороны чернокожих в США и иммигрантов в Западной Европе. Третьей формой оказывается обращение к традиции или идентичности, противостоящим модернизации. Субъектами такого расизма служат нация, религиозная группа или община, выступающие против тех («торговых меньшинств»), кого они считают агентом модернизации. Наконец, к последней форме Вьевьорка относит межкультурные и межэтнические трения. При этом, на его взгляд, если первая и третья формы господствовали в прошлом, то сегодня настало время второй и четвертой. Соответственно, расизм поменял свою аргументацию: имперская и экспансионистская логика сменилась дифференциальной [200] Wieviorka M. Racism in Europe: unity and diversity // Rattansi A., Westwood S. (eds.). Racism, modernity and identity: on the Western front. Cambridge, UK: Polity Press, 1994. P. 174–183. В более ранней работе Вьевьорка объяснял современный всплеск расизма наступлением эпохи постмодерна. Но при этом наиболее радикальную форму расизма он усматривал в сопротивлении этнических групп модернизации, когда стремление к партикуляризму сочеталось с резким отрицанием универсальных ценностей. См.: Wieviorka M. The arena of racism. London: Sage, 1995. P. 121–123. Тагиефор тоже склонен обвинять этнические меньшинства в «коммунитаризме», что, на его взгляд, подрывает силу антирасизма. Об этом см.: Lentin A. Racism and anti-racism in Europe. London: Pluto Press, 2004. P. 182–189, 196. Однако расизм потенциально или фактически присущ капиталистическому обществу в целом, и взваливать основную вину за него на этнические меньшинства нет оснований. См.: Miles R. Explaining racism in contemporary Europe. Р. 209–214. .

Правда, для малочисленных коренных народов имперский подход по-прежнему представляется наиболее опасным. Например, по мнению лидеров индейцев чиппева, «под расизмом понимаются любые формы общения, действия или поведения, намеренные или нечаянные, которые отрицают признание, выгоду, право на доступ или просто отменяют или умаляют конституционно признанные права и свободы любого человека или общины на основе их принадлежности или предполагаемой принадлежности к какой-либо расовой, этнической или культурной группе» [201] Max K. Anti-colonial research: working as an ally with aboriginal peoples // Dei G. J. S., Johal G. S. (eds.). Critical issues in anti-racist research methodologies. New York: Peter Lang, 2005. P. 80. .

Нетрудно заметить, что определенное место в своей схеме Вьевьорка отводит этническому (культурному) фундаментализму независимо от его связи с доминирующим большинством или этническими меньшинствами. В отечественной науке понимание потенциальной связи этнического фундаментализма с расизмом пришло еще в советские годы, когда видный советский американист А. В. Ефимов обращал внимание на «этническое качество биологической категории “раса”» и призывал изучать условия, в которых «раса приобретает социальное качество» [202] Ефимов А. В. Социальный аспект биологической категории «раса» // Ефимов А. В. (ред.). Против расизма. М.: Наука, 1966. С. 27–46; Он же . Всеобщая декларация прав человека и Декларация 1967 г. о борьбе против расизма // Ефимов А. В. и др. (ред.). Народы против расизма. М.: Наука, 1970. С. 7–15. . Но если в советское время это звучало как теоретическая абстракция и не привлекло внимания специалистов, то в современной России названное явление получило жгучую актуальность. И не случайно известный российский этнолог В. А. Тишков считает этнонационализм «формой расизма в России» [203] Тишков В. А. Этнология и политика. М.: Наука, 2001. С. 164–165; Он же . Через 10–15 лет город будут населять другие москвичи // Известия. 2002. 18 июня. С. 9. См. также: Щербаков Н. Г. Идеологи современного отечественного расизма // Балезин А. Г. (ред.). Евроцентризм и афроцентризм накануне XXI века: африканистика в мировом контексте. М.: ИВИ РАН, 2000. С. 94–103; Давидсон А. Б. Антирасистский расизм? // Новая и новейшая история. 2002. № 2. С. 70; Шнирельман В. А. Войны памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье. М.: ИКЦ Академкнига, 2003. С. 515; Фадеичева М. А. Идеология и дискурсивные практики «нашизма» в современной России // Полис. 2006. № 4. С. 59. . По определению философа В. С. Малахова, имеющего в виду российскую действительность, «расизм – это установление отношений зависимости между социальным положением некоторой группы и культурными характеристиками этой группы» [204] Малахов В. С. Расизм и мигранты // Неприкосновенный запас. 2002. № 5 (25). С. 32. .