Array Коллектив авторов - «Синдром публичной немоты». История и современные практики публичных дебатов в России

Основная цель наблюдателей состояла в попытке определить отношение «народа» к праву и оценить результаты реформ юридической системы 1860-х годов. Многие наблюдатели того времени критиковали расхождение между общим правосудием и правосудием крестьян и хотели установить единое правосудие для всех во имя принципа гражданского равенства перед законом, смотря на него как на единственный способ развить уважение к праву среди крестьян. Тем не менее некоторые правоведы и публицисты защищали волостные суды. Они полагали, что крестьянские судьи – разумные и сознающие важность своей должности, а недостатки, шокирующие русскую общественность, просто объясняются особенностями крестьянских бытовых условий. Третьи даже представляли волостные суды как образец для общего правосудия. По их мнению, свойственное русскому народу чувство справедливости стоит выше норм письменного права и выражается в обычаях [Frierson 1986; 1993: 64–69].

Все эти наблюдатели использовали представление о «правосознании», чтобы определить отношение «народа» к праву, хотя сложно найти в литературе того времени точное определение данного понятия.

Можно лишь выделить две главные характеристики употребления понятия правосознания в это время [64]. Во-первых, правосознание мыслилось как понятие коллективное, социальное. Знание и уважение права зависят от принадлежности к определенному классу. Во-вторых, правосознание есть понятие относительное. Оно может быть более или менее развитым внутри различных классов, и следовательно, можно сравнить уровень правосознания разных социальных групп. Многие наблюдатели – правда, не все [65] – соглашались в том, что «правосознание» народа было развито слабо (хотя они и не сходились в оценке причин этого положения и, следовательно, в оценке необходимых перемен в юридической системе).

С этой точки зрения неудивительно, что идея о необходимости развивать «правосознание народа» стала интегральной частью всеобщего проекта просвещения и воспитания крестьянства. Уже в 1880-х годах некоторые авторы и издатели, в основном в Петербурге и Москве, специализировались на литературе, посвященной популяризации права [66]. В ту эпоху народное образование находилось в центре внимания общества [Brooks 1978; 1985]: «народ» был избранной категорией читателей, к которой обращалась эта литература. Разные общественные деятели с интересом следили за развитием этой литературы. Тем не менее в начале ХХ века некоторые юристы и публицисты – в частности, среди общественных деятелей так называемого либерального толка – смотрели скептически на результаты попыток объяснить право народу. Правда, до революции 1905 года их критика в основном не касалась публики, которой предназначалась эта литература. Она прежде всего касалась самого понятия права, представленного якобы «народным» читателям различными авторами [Тисье 2005; Tissier 2007]. Это значит, что идея о необходимости юридического просвещения народа была достаточно распространена, но наиболее бурные споры касались самого содержания этого просвещения, в частности – политического вопроса об уважении к действующему праву Российской империи.

Вместе с тем нельзя не отметить, что существовал еще один спорный вопрос, который можно считать не менее интересным с точки зрения возможного влияния этой литературы на население. Вопрос этот касается формы литературы правовой популяризации , точнее языка, использованного в работах с целью популяризации правовых понятий. Важность этого языкового вопроса, конечно, связана с многочисленными спорами того времени о социальной и культурной дистанции между образованными классами и «народом» и о специфической роли «интеллигенции» в деле сокращения этой дистанции.

Николай Петрович Дружинин был, несомненно, самым активным и плодовитым из тех авторов, которые специализировались на популяризации права в последнее десятилетие XIX века. Дружинин стал известным в основном благодаря своим многочисленным произведениям, специально написанным как бы «для народа» (см., например: [Дружинин 1898b; 1900]). В этом он следовал примеру других писателей, таких как Николай Блинов [Блинов 1881; 1882] или С. М. Архангельский [Архангельский 1895]. Среди прочего Дружинин принимал участие в издании пособий, составленных для Харьковской частной женской воскресной школы под руководством Христины Даниловны Алчевской. Он опубликовал книжку «Азбука законоведения» в серии под названием «Книга взрослых» [Дружинин 1902], а также писал рецензии в третьем выпуске рекомендательного сборника «Что читать народу? Критический указатель книг для народного и детского чтения» [Что читать 1906: 435–470] [67]. Можно сказать, что на рубеже XIX и ХХ веков Дружинин соперничал за первенство на рынке правовой популяризации с Виктором Александровичем Гольцевым, правоведом по образованию, выдающимся общественным деятелем, видным членом редакции московского журнала «Русская мысль» [68]. Книга Гольцева о податях была опубликована «для народа» впервые анонимно в 1887 году издательством «Русская мысль» и имела большой успех [69]. Она была перепечатана несколько раз, в конце концов с указанием фамилии автора [Гольцев 1903а; 1903b].

Наряду с собственными популяризаторскими трудами Дружинин и Гольцев пытались в некоторых статьях составить программную основу для популяризации права [Дружинин 1897; 1898а; Гольцев 1899]. Оба автора сталкивались здесь со сходными трудностями. Особенно интересно рассмотреть, как они определяли тип читателей, которым популяризаторская литература должна была быть адресована, и как при этом был поставлен названный выше «языковой вопрос»: во-первых – в связи со стилем, в частности с использованием разговорной формы, будто бы более близкой к народной реальности; во-вторых – в связи с использованием технической юридической терминологии.

В основном авторы (и их издатели) имели в виду в конечном счете правосознание самого «народа», то есть непросвещенного большинства населения, живущего в деревне. Так, Гольцев говорил, что из всех рецензий на свои труды самое большое удовольствие ему доставила рецензия на его книжку о податях, напечатанная во втором выпуске рекомендательного указателя «Что читать народу?» [Что читать 1889: 822–823]. Он гордился тем, что «южнорусские» крестьяне, которым сотрудники Х. Д. Алчевской читали его брошюру, интересовались ею и положительно ее оценивали [Ветринский 1910: 46–47].

Тем не менее Гольцев эксплицитно адресовал несколько своих популярных книжек не «народу», а «народн[ым] учител[ям] и учительниц[ам]», «которые должны содействовать распространению в народе разумного правосознания» [Гольцев 1900: 3; 1901]. Эти книжки должны были преследовать одновременно две цели: во-первых, популяризовать правовые понятия для читателей, уже получивших определенное образование, но незнакомых с правом; во-вторых, рассматривать проблемы и средства самой популяризаторской работы, имея в виду читателя, который сам вызвался принять участие в данной работе. Поэтому в подобных трудах Гольцев не всегда четко различал собственно популяризаторское изложение права и размышления о популяризации. Подобным же образом в статье, опубликованной в 1897 году, Дружинин объяснил, что популяризация права должна была быть направляема не только к народу, но и «пока даже преимущественно» к «образованным классам» того времени, так как последние «не обладают еще у нас в желаемой степени юридическими знаниями и не располагают соответствующими пособиями» [Дружинин 1897: 270]. Дружинин публиковал свои статьи о популяризации в журналах для учителей и педагогов (например, «Образование», «Русская школа», «Педагогический листок»); издательства педагогического направления также напечатали несколько его популяризаторских брошюр (см.: [Дружинин 1900], в серии «Учительская библиотека» педагога и издателя Д. И. Тихомирова; [Гольцев 1900; 1901]).