Новелла Матвеева - Песни русских бардов. Серия 4

А бог с тобой, с проклятою, с твоею верной клятвою

О том, что будешь ждать меня ты долгие года,

А ну тебя, патлатую, тебя саму и мать твою,

Живи себе как хочешь, я уехал навсегда.

Мне каждый вечер зажигают свечи,

И образ твой окуривает дым,

И не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

Я больше не избавлюсь от покоя,

Ведь все, что было на душе на год вперед,

Не ведая, она взяла с собою

Сначала в порт, а после в самолет.

Мне каждый вечер зажигают свечи,

И образ твой окуривает дым,

И не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

В душе моей пустынная пустыня,

Ну что стоите над пустой моей душой,

Обрывки песен гам и паутина,

А остальное все она взяла с собой.

Теперь мне вечер зажигает свечи,

И образ твой окуривает дым,

И не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

В душе моей все цели без дороги,

Поройтесь в ней — и вы найдете лишь

Две полуфразы, полудиалоги,

А остальное — Франция, Париж.

И пусть мне вечер зажигает свечи,

И образ твой окуривает дым,

Но не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

Проложите, проложите хоть тоннель по дну реки

И без страха приходите на вино и шашлыки,

И гитару приносите, подтянув на ней колки,

Но не забудьте, затупите ваши острые клыки,

А когда сообразите — все пути приводят в Рим —

Вот тогда и приходите, вот тогда поговорим,

Нож забросьте, камень выньте из-за пазухи своей

И перебросьте, перекиньте вы хоть жердь через ручей.

За покос ли, за посев ли надо взяться поспешать,

А прохлопав, сами после локти будете кусать,

Сами будете не рады, утром вставши, — вот те раз —

Все мосты через преграды переброшены без нас.

Так проложите, проложите хоть тоннель по дну реки

И без страха приходите на вино и шашлыки,

И гитару приносите, подтянув на ней колки,

Но не забудьте, затупите ваши острые клыки.

Как спорт поднятье тяжестей не ново

В истории народов и держав,

Вы вспомните, как некий грек другого

Поднял и бросил, чуть попридержав.

Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю,

Овации услышу или свист?

Я от земли Антея отрываю,

Как первый древнегреческий штангист.

Припев

Не отмечен грацией мустанга,

Скован я, в движениях не скор.

Штанга, перегруженная штанга -

Спутник мой, соперник и партнер.

Такую неподъемную громаду

Врагу не пожелаю своему.

Я подхожу к тяжелому снаряду

С тяжелым чувством нежности к нему.

Мы оба с ним как будто из металла,

Но только он действительно металл,

А я так долго шел до пьедестала,

Что вмятины в помосте протоптал.

Припев

Повержен враг на землю, как красиво,

Но крик "Вес взят!" у многих на слуху.

Вес взят. Прекрасно, но несправедливо,

Что я внизу, а штанга наверху.

Такой триумф подобен пораженью,

А смысл победы до смешного прост -

Все дело в том, чтоб завершить движенье,

С размаху штангу бросить на помост.

Припев

Он вверх ползет, чем выше, тем безвольней,

Мне напоследок мысли рвет по швам,

И со своей высокой колокольни

Мне зритель крикнул, — Брось его к чертям!

Вес взят, держать! Еще одно мгновенье,

И брошен наземь мой железный бог.

Я выполнял обычное движенье

С коротким злым названием "рывок".

В тридевятом государстве,

Трижды девять — двадцать семь,

Все держалось на коварстве,

Без проблем и без систем.

Нет того, чтобы сам воевать,

Стал король втихаря попивать,

Расплевался с королевой,

Дочь оставил старой девой,

А наследник пошел воровать.

В тридесятом королевстве,

Трижды десять — тридцать, что ль,

В добром дружеском соседстве

Жил еще один король.

Тишь да гладь, да спокойствие там,

Хоть король был отъявленный хам,

Он прогнал министров с кресел,

Оппозицию повесил

И скучал от тоски по делам.

В триодиннадцатом царстве,

То бишь, в царстве тридцать три,

Царь держался на лекарстве —

Воспалились пузыри.

Был он милитарист и вандал,

Двух соседей зазря оскорблял,

Слал им каждую субботу

Оскорбительную ноту,

Шел на международный скандал.

В тридцать третьем царь сказился,

Не хватает, мол, земли,

На соседей покусился,

И взбесились короли.

Обуздать его, смять, только глядь —

Нечем в двадцать седьмом воевать,

А в тридцатом полководцы

Все утоплены в колодце

И вассалы восстать норовять.

Рвем и не найти концов.

Не выдаст черт, не съест свинья.

Мы сыновья своих отцов,

Но блудные мы сыновья.

Приспичило и припекло,

Мы не вернемся, видит Бог,

Ни государству под крыло,

Ни под покров, ни на порог.

Вранье ваше вечное усердье,

Вранье — безупречное житье,

Гнилье ваше сердце и предсердье.

Наследство к черту, все, что ваше — не мое.

К черту сброшена обуза,

Узы — мыслями на нуль.

Нет ни колледжа, ни ВУЗа,

Нет у мамы карапуза,

Нету крошек у папуль.

Довольно выпустили пуль-

И кое-где, и кое-кто -

Из наших дорогих папуль,

На всю катушку, на все сто.

Довольно тискали вы краль

От января до января.

Нам ваша скотская мораль

От фонаря до фонаря.

Долой ваши песни, ваши повести,

Долой ваш алтарь и аналой.

Долой угрызенья вашей совести -

Все ваши сказки богомерзкие долой.

Выжимайте деньги в раже,

Только стряпайте без нас

Ваши купли и продажи.

Нам до рвоты ваши даже

Умиленье и экстаз.

Среди заросших пустырей

Наш дом без стен, без крыши кров.

Мы как изгои средь людей,

Пришельцы из иных миров.

Уж лучше где-нибудь лежать,

Чтоб потом с кровью пропотеть,

Чем вашим воздухом дышать,

Богатством вашим богатеть.

Плевать нам на ваши суеверья,

Кромсать все, что ваше, проклинать!

Как знать, что нам взять взамен неверья

Но наши дети это точно будут знать.

Прорицатели, гадалки

Напророчили бедлам.

Ну так мы уже на свалке,

В колесу фортуны палки

Ставим с горем пополам.

Так идите к нам, Мак-Кинли,

В наш разгневанный содом.

Вы и сам не блудный сын ли?

Будет больше нас, Мак-Кинли.

Нет? Мы сами к вам придем.

Давно смолкли залпы орудий,

Над нами лишь солнечный свет.

На чем проверяются люди,

Если войны уже нет?

Припев

Приходится слышать нередко

Сейчас, как тогда, —