Юрий Визбор - т.1 Стихотворения и песни

С этой мысли пользы, право, никакой.
Вот промчался скорый поезд над рекой.
О реке бы мне подумать в самый раз,
Ну, а я лежу и думаю о вас.

А народу — просто полное купе,
Кто-то в карты, кто-то хочет просто спеть,
Чья-то нежная клонится голова,
Ну, а я лежу и думаю о вас.

Я-то думаю, что думаете вы,
Как вы были замечательно правы,
Рассказав мне поучительный рассказ,
Что не нужно больше думать мне о вас,

Что любовь ненастья быстренько сотрут,
Что единственное счастье — это труд.
Я, ей-Богу, понимал вас в этот час,
Но, представьте, я-то думал все о вас.

А мы уходим в эти горы,
На самый верх, на небеса,
Чтобы забыть про ваши взоры,
Про ваши синие глаза.

Ах, вы забудьте, ах, вы оставьте
Свои ужасные черты,
Ах, вы им памятник поставьте
И поглядите с высоты

На ваши тяжкие вериги —
Пустых условностей кольцо,
На ваши глупые интриги,
На ваше милое лицо.

Какая там идет дорога,
Что огибает тупики,
Какая видится тревога,
Какие пишутся стихи,

Какая ночь висит над миром
И чем наполнена луна,
Какие строятся кумиры,
Какая в мире тишина…

Все эти штуки совместите
В интеллигентной голове.
Ах, вы поймите, вы поймите
Себя вот в этой тишине!

В Ялте ноябрь.
Ветер гонит по набережной
Желтые жухлые листья платанов.
Волны, ревя, разбиваются о парапет,
Будто хотят добежать до ларька,
Где торгуют горячим бульоном…

В Ялте ноябрь.
В Ялте пусто, как в летнем кино,
Где только что шла французская драма,
Где до сих пор не остыли моторы проекторов
И лишь экран глуповато глядит,
Освещенный косым фонарем…

В Ялте ноябрь.
Там, в далеких норвежских горах,
Возле избы, где живут пожилые крестьяне,
Этот циклон родился,
И, пройдя всю Европу,
Он, обессиленный, все ж холодит ваши щеки.

В Ялте ноябрь.
Разрешите о том пожалеть
И с легким трепетом взять вас под руку.
В нашем кино
Приключений осталось немного,
Так будем судьбе благодарны
За этот печальный, оброненный кем-то билет…

О яхта, мой корабль! Мне пассажир твой снится.
Дощатый старый пирс, лиловая заря,
Как вы присели к нам, загадочная птица, —
Ведь надо ж отдохнуть, летя через моря.

Нам дали солнца стог, нас ветром наградили,
Нам выпала весна с оврагами в снегу,
И караваны яхт в то утро выходили —
Веселые щенки на мартовском лугу.

О взгляды в тишине! О молнии украдкой!
И отвечали мне вы крыльями ресниц.
То было все для вас случайною посадкой —
Лесной аэродром на трассе двух столиц.

Вы вышли из меня, летали вы немало,
И вот вернулись вы на тот дощатый пирс.
Но желтый лист упал, как будто все пропало,
И снеговые тучи в небе поднялись.

Зеленая весна осталась за горами,
И вы молчите зря, и курите вы зря,
Ведь караваны яхт влекутся катерами
К печальным берегам седого ноября.

Вот и снова пал туман на полосу аэродрома,
И алмазинки дождя на крыльях вогнутых дрожат.
Ах как грустно это все, как это все давно знакомо.
А по радио твердят, что здесь никто не виноват.

Погода, погода,
С заката, с восхода
Тянется погода, погода —
Циклон свиданий и разлук.

За туманом, за дождем, за много сотен километров
Есть другой аэродром, где много всякой синевы.
Там стоит мой человек и щурится от теплых ветров,
И не знает, что пока задержан вылет из Москвы.

Много мы прошли погод, погод и ясных, и ненастных.
Ждали мы друг друга в снег, друг друга ждали под дождем.
Что ж, наверно, это все, пожалуй, было не напрасно.
Много ждали мы с тобой — туман, надеюсь, переждем.

Погода, погода,
С заката, с восхода
Тянется погода, погода —
Циклон свиданий и разлук.

Маркшейдер мне сказал: «Ты лучше ляг.
Пойди в тенек, пока спадет погода».
Здесь даже с небом сходится земля,
Как челюсти огромных сковородок.
Здесь нету ни дождей, ни облаков,
Здесь не было всемирного потопа.
Восточная Европа далеко —
На западе Восточная Европа.

Бульдозера вгрызаются в песок,
Он строится, как будто бы в сугробы.
Ах, лучше пулю дайте мне в висок,
Но землю я хочу увидеть, чтобы:
Тропиночка сверкает под ногой,
На варежку снижаются снежинки…
Маркшейдер говорит: «Слышь, дорогой,
Я пить тебе принес. Да не спеши ты!»

Лежу я под машиной и дышу,
И что-то совершается такое,
О чем я доложить не доложу,
Но что пропахло потом и тоскою,
Чего, как муху, не смахнешь с лица,
Что зябнет в сердце, как аккорд гитарный…
Маркшейдер говорит: «Держись, пацан,
Щас вертолет прибудет санитарный».

Прощайте, неумытая братва,
Пустыня — море. Встретимся на суше!
Газопровод наш Бухара — Москва
Пылает в перегретых наших душах.
Гремят, как невозможные басы,
Пропеллеров оранжевые пятна.
Восточная Европа, я твой сын!
Возьми меня, пожалуйста, обратно!

— Здравствуй, белый пароходик,
Увези меня отсюда
В край, куда ничто не ходит —
Ни машины, ни верблюды,
Где кончаются концерты,
Не снимаются картины,
Где играют с чистым сердцем
Синебокие дельфины.

— Здравствуй, мальчик на причале,
Здравствуй, мальчик поседевший,
Расскажи ты мне вначале —
Что там в мире надоевшем?
Я один, по мне топочут
Ноги-ноги, грузы-грузы…
У спины моей хлопочут
Невеселые медузы.

— Что там в мире? Все как было,
Только ветры стали злее,
Только солнце чуть остыло,
Только вымокли аллеи.
Я один, по мне топочут
Ночи-ночи, муки-муки…
За спиной моей хлопочут
Ненадежнейшие руки.

— Грустный мальчик, до свиданья,
Не возьму тебя с собою.
Где-то слышатся рыданья
Над нелепою судьбою.
Размножает громкий рупор
Расфальшивые романсы,
И выходит с шуткой глупой
Человек для конферанса.

— Пароходик, мой любимый,
Что же ты сказал такое?
Не плыви куда-то мимо,
Я хочу в страну покоя.
Глупый мальчик, я ведь тертый,
Тертый берегом и морем,
Я плыву от порта к порту,
Я иду от горя к горю.

Ты пойми, что такое КамАЗ:
Это сотни ревущих моторов,
Это сотен ветров кутерьма
На широких прикамских просторах.
И стоит на виду всей страны
Город Набережные Челны.