Конрад Мейер - Амулет

Жюльен был позван отцом к столу. Он был бледен как смерть. Я видел, как его трясла лихорадка, и со священным ужасом взирал на эту жертву. Разговор шел… Может быть, существуют демоны, которые ускоряют события: стремительно поднимают того, кто идет вверх, и жестоко спихивают в пропасть поскользнувшегося?.. — Разговор шел о наказаниях в армии. Мнения разделились. Спорили, следует ли вообще подвергать телесному наказанию, а если следует, то какому именно — палкой, ремнем или саблей плашмя. Маршал с обычным человеколюбием высказался против всякого телесного наказания, кроме как за бесчестные поступки. А Грамон, шулер Грамон, согласился с ним, ибо честь, по словам Буало, это остров с неприступными берегами, к которым нельзя пристать, если их однажды покинешь. Виллар вел себя, с позволения сказать, почти как шут и рассказывал, что один из его гренадеров застрелился, должно быть, потому, что его несправедливо наказали. Тогда он, маршал Виллар, опубликовал в приказе: «У Лафлера была честь, хоть и на свой манер». Мальчик следил за разговором с безумными глазами. Слова «розги», «честь», «удары» сыпались со всех сторон. Я шепнул маршалу на ухо:

— Жюльен болен, ему надо лечь в постель.

— Жюльен возьмет себя в руки, — ответил он. — К тому же обед скоро кончится.

В это время галантный Виллеруа обратился к своей робкой соседке:

— Сударыня, — сказал он важно в нос, — скажите ваше мнение, и мы будем внимать ему.

Мирабелла, и без того сидевшая как на угольях, разумеется, последовала своей привычке и ответила высокопарно:

— Ни один подданный самого гордого из королей не стерпит насилия. Кто так заклеймен, тот покончит с собой!

Виллеруа зааплодировал. Я поднялся, взял Жюльена и увел его. Наш уход остался почти незамеченным. Маршал, вероятно, извинился за нас перед гостями.

Пока я раздевал мальчика — самостоятельно он уже не мог снять одежду, — он сказал мне:

— Господин Фагон, у меня странное состояние. В голове все путается. Я вижу перед собой какие-то образы… Должно быть, я болен. Если я умру… — При этом он улыбнулся — Вы знаете, господин Фагон, что случилось сегодня у иезуитов? Так никогда не рассказывайте об этом отцу, никогда, никогда. Это убьет его!

Я пообещал ему и сдержал свое слово, хотя это далось мне непросто. Маршал до сих пор ничего об этом не знает.

Уже лежа в постели, Жюльен протянул мне горячую руку.

— Благодарю вас, господин Фагон… за все… Я не такой неблагодарный, как Мутон.

Было уже лишним беспокоить ваше величество. Через четверть часа Жюльен начал бредить. Жар был очень силен, сердце билось учащенно. Я велел поставить в той же комнате походную постель и оставался на своем посту. Маршал распорядился, чтобы в соседнюю комнату перенесли его бумаги и карты. Каждый час он отходил от рабочего стола, чтобы взглянуть на мальчика, который его не узнавал. Я злобно смотрел на него.

— Что ты имеешь против меня, Фагон? — спросил он.

Мне не хотелось ему отвечать. Мальчик сильно бредил, но перед его пылающим взором вставали только приятные ему образы уже ушедших из жизни людей. Появился Мутон, прыгнул на постель Мутон-пудель, а на третий день Жюльен видел около себя свою мать.

Три посетителя навестили его. Виктор потихоньку постучался в двери и, когда я его впустил, так отчаянно разрыдался, что я вынужден был его увести. Потом постучала Мирабелла. Она подошла к постели Жюльена, который лежал в полудремоте, и взглянула на него. Она не плакала, а только горячо поцеловала его в высохшие уста. Жюльен не заметил ни друга, ни возлюбленной. Неожиданно появился также отец Амиель, которого я тоже принял. Так как больной недоумевающими глазами смотрел на него, то он стал забавно прыгать перед кроватью, восклицая:

— Ты не узнаешь меня, Жюльен? Не узнаешь, мальчик, своего отца Амиеля, маленького Амиеля, носатого Амиеля? Скажи мне хоть одно слово, скажи, что ты меня любишь.

Мальчик остался равнодушным. Если существуют Елисейские поля, то я надеюсь встретить там отца Амиеля без длинной шляпы, с правильным носом. Там он будет прохаживаться под руку с Жюльеном по небесным садам.

На четвертый день вечером сердце у мальчика билось так бешено, что каждую минуту можно было ожидать кровоизлияния в мозг. Я прошел к маршалу.

— Как дела?

— Плохо.

— Выживет ли Жюльен?

— Нет. Мальчик слишком сильно переутомился.

— Это удивляет меня, — вздохнул маршал, — я этого не знал.

И я действительно думаю, что он не знал. Но терпение мое иссякло. Я сказал ему всю правду без всякой пощады, упрекнул его в невнимании к мальчику и в том, что он способствовал его смерти. О происшествии у иезуитов я умолчал. Маршал слушал меня молча, слегка склонив голову. Ресницы его дрожали, и я увидел слезы на его глазах. Наконец он признался, что был неправ. Но оправился и вошел в комнату больного. Отец сел около сына, которого теперь мучили ужасные видения.

— Я, по крайней мере, облегчу ему смерть, поскольку это от меня зависит, — пробормотал маршал. — Жюльен, — сказал он своим решительным тоном.

Мальчик узнал его.

— Жюльен, тебе придется прервать школьные занятия. Мы с тобой вместе отправимся в армию. Король понес большие потери на границе, и теперь даже самые молодые должны исполнить свой долг!

Эти слова вызвали у умирающего желание поскорее отправиться в путь… Он грезил о покупке лошадей, отъезде, прибытии в лагерь, появлении на фронте… Глаза у него сверкали, но в груди уже слышалось хрипение.

— Агония! — шепнул я маршалу.

— Видишь, вон английское знамя, возьми же его, — приказал отец.

Умирающий мальчик схватил рукой воздух, крикнул: «Слава королю!» — и упал на постель, словно сраженный пулей.

Фагон окончил свой рассказ и встал. Маркиза казалась растроганной.

— Бедный ребенок! — вздохнул король, тоже поднявшись с места.

— Почему бедный? — улыбнулся Фагон. — Ведь он умер как настоящий герой.

Имеется в виду горный луг в швейцарском кантоне Ури, где, по преданию, в ночь с 7 на 8 ноября 1307 года три представителя лесных кантонов вместе с тридцатью товарищами заключили для борьбы с Габсбургами союз, из которого затем возникла Швейцарская Конфедерация.

Валторна — медный духовой инструмент, ведущий происхождение от старинного охотничьего рога.

Рюбецаль — в германской мифологии горный дух; являлся людям в образе серого монаха, хорошим помогал, плохих сбивал с пути, заманивал в пропасть.

Фацеция — шуточный рассказ, жанр западноевропейской городской литературы, распространенный в эпоху Возрождения.

Еще не (совершил) (лат.).