Марк Твен - 14 произведений из сборника Sketches New and Old

Невозможно перечислить все чудесные случаи умопомешательства, ставшие известными публике за последние тридцать или сорок лет. Три года тому назад в Нью-Джерси разбиралось дело Дорджин. Горничная, Бриджет Дорджин, забралась ночью в спальню своей барыни и буквально искромсала последнюю на куски ножом. Затем она стащила тело на пол и долго колотила его стульями и тому подобными предметами. Потом распорола перину, высыпала на пол ее содержимое, облила керосином и подожгла. После этого взяла ребенка убитой женщины на свои окровавленные руки, побежала босая по снегу, к соседу, жившему за четверть мили оттуда, и рассказала там дикую, бессвязную историю о каких-то людях, которые пришли и подожгли дом; потом заплакала и, по-видимому, совершенно не замечая, что ее руки, платье и ребенок залиты кровью, прибавила, что боится, не зарезали ли эти люди ее барыню! Позднее было установлено, на основании ее собственных заявлений и свидетельских показаний, что госпожа всегда была добра к ней, так что мотивом убийства не могла служить месть; было также доказано, что девушка ничего не взяла из сгоревшего дома, даже собственных башмаков, так что и воровство не могло быть мотивом. Читатель наверное скажет: „В этом случае, конечно, последовало оправдание по невменяемости". Но читатель на этот раз ошибется. О невменяемости и речи не было. Судьи вынесли обвинительный приговор, никто не подавал петиций о помиловании, и несчастная была повешена.

Был в Пенсильвании юноша, странное показание которого опубликовано несколько лет тому назад. Оно с начала до конца представляет какой-то бессвязный бред, такова же была и его предсмертная речь на эшафоте. Целый год его преследовало желание обезобразить одну девушку, чтобы никто не захотел жениться на ней. Сам он не любил ее и не искал ее руки, но ему хотелось, чтобы и другие не искали. Он не желал провожать ее, но требовал, чтобы другие не смели делать этого. Однажды он отказался проводить ее на свадьбу, когда же она пошла с другим, засел на дороге, с целью либо вернуть их домой, либо убить провожатого. Целый год он томился своим диким желанием и наконец попытался привести его в исполнение, то есть попытался обезобразить девушку. Попытка слишком удалась. Он выстрелил ей в щеку (когда на сидела за ужином со своими родителями, братьями и сестрами), рассчитывая испортить ее красоту, но пуля уклонилась немного в сторону и уложила ее наповал. До последней минуты своей жизни он жаловался, что она повернула голову в самый критический момент. Так он и умер, убежденный, по-видимому, в том, что она сама была виновата в своей смерти. Этого идиота повесили. Никто не сослался на невменяемость.

Умопомешательство несомненно учащается в мире, а преступление вымирает. Скоро не останется убийств, — по крайней мере, заслуживающих упоминания. Раньше вы могли совершить убийство в состоянии умопомешательства, — ныне же если вы, обладая влиятельными друзьями и деньгами, убьете человека, это будет очевидным доказательством того, что вы помешаны. Равным образом, если в наши дни лицо хорошей фамилии, имеющей вес в обществе, украдет что-нибудь, это оказывается клептоманией и влечет за собой помещение в больницу. Если человек с высоким общественным положением прокутит свое состояние и завершит свою карьеру стрихнином или пулей, „временное расстройство ума" вполне объясняет этот факт.

Ссылка на невменяемость сделалась обычным явлением. Настолько обычным, что читатель ожидает ее встретить во всяком уголовном процессе. Она стала такой дешевой, такой общеупотребительной и часто такой банальной, что читатель презрительно улыбается, встречая ее в газетах. Скоро, кажется, человеку невозможно станет вести себя перед убийством так, чтобы его поведение не было доказательством умопомешательства. Если он толкует о звездах, он помешан. Если он кажется нервным и беспокойным за час до убийства, он помешан. Если он горюет о чем-либо, друзья покачивают головами и выражают опасение, что у бедняги „не все дома". Если, спустя час после убийства, он кажется расстроенным, удрученным и взволнованным, он бесспорно сумасшедший.

Право, нам требуются теперь не законы против убийства, а законы против помешательства. В нем, собственно, таится зло.

Произнесен в Гартфорде, на обеде в честь Корнелиуса Вальфорда, из Лондона.

Джентльмены. Я сердечно рад участвовать в чествовании нашего знаменитого гостя по такому случаю в этом городе, слава которого, как центра страхования, разнеслась по всему миру и заслужила нам прозвище Союза Четырех Братьев, работающих заодно: оружейная компания Кольта вырабатывает легкие и дешевые способы истребления нашей расы, общество страхования жизни выплачивает за жертвы этого истребления, мистер Баттерсон увековечивает их память своими прекрасными монументами, а наши коллеги из общества страхования от огня заботятся об их благополучии в будущей жизни. Я рад участвовать в чествовании нашего гостя — во-первых, потому, что он англичанин, а на мне лежит долг благодарности за гостеприимство, оказанное мне некоторыми из его соотечественников, а во-вторых, потому, что он симпатизирует страхованию и сумел привлечь к нему симпатии многих других.

Конечно, нет более благородного поприща для человеческой деятельности, чем ведение страховых предприятий, — в особенности по страхованию от несчастных случаев. С тех пор, как я сделался директором общества страхования от несчастных случаев, я почувствовал себя лучшим человеком. Жизнь приобрела в моих глазах большую ценность. Несчастные случаи явились передо мной в более благоприятном свете. Трагические происшествия наполовину потеряли свой ужас. Теперь я смотрю на калеку с признательным участием — как на живое объявление. Я утратил всякий интерес к политике — даже сельское хозяйство не волнует меня. Зато железнодорожная катастрофа представляет для меня теперь чарующий интерес.

Нет ничего выгоднее страхования от несчастных случаев. Я видел целые семьи, переходившие от нищеты к достатку единственно благодаря такой счастливой случайности, как перелом ноги. Ко мне приходили люди на костылях, со слезами на глазах благословляя это благодетельное учреждение. Никогда в жизни я не видал более восторженного выражения, чем то, которое появляется в глазах только что искалеченного человека, когда он шарит уцелевшей рукой в жилетном кармане и убеждается, что его страховая квитанция цела. И я не видал ничего печальнее, чем выражение лица другого исковерканного клиента, когда он убедился, что не получит даже на деревянную ногу. Я замечу здесь, просто для осведомления, что великодушное предприятие, которому мы дали название Гартфордское Страховое от Несчастных Случаев Общество [3], есть учреждение, на которое вполне можно положиться. Всякий, кто делается его клиентом, обязательно богатеет. Нет человека, который, взяв в нем полис, не был бы искалечен до истечения года. Я знаю одного бедняка, который так часто разочаровывался в других компаниях, что совсем упал духом, лишился аппетита, перестал смеяться — жизнь стала ему в тягость. Три недели тому назад он застраховался у нас, и теперь это самый счастливый, самый веселый человек в стране, получает хороший доход и новую пару изящных перевязок ежедневно и путешествует на носилках.