Елена Азарова - Как карта ляжет [антология]

– Серый, ты живой? – Ткнула его Аня. Сергей оторвался от экрана:

– Ань, что китайцы придумали! Зеркало, отражающее будущее!

– Это как?

– Смотришь в него и видишь себя через год. Или через три – как настроишь. До десяти лет показывает. Давай на «Алиэкспрессе» выпишем!

– Да ну! Не хочу я никакого будущего видеть.

– Давай, Ань! Пять тыщ всего!

– Ну выписывай…

Серёга с энтузиазмом запикал телефоном, а Аня уснула.

Зеркало пришло через месяц.

Придя с работы, Аня увидела в прихожей гору картона. Дети Сашка и Пашка увлечённо лопали пузыри упаковочного полиэтилена. Серега уже приладил зеркало на стену спальни. Аня подошла. Обычное зеркало.

– Надули тебя китайцы, Серый! Подсунули зеркало с крутилкой, и никакого будущего.

– Да подожди ты, – Серега изучал инструкцию. Аня ушла на кухню, и про зеркало забыла.

– Ань, пойдем, я разобрался! Дети! Идите сюда!

Прибежали Сашка с Пашкой:

– Что, пап?

– Будем в зеркало смотреть.

– А чего там смотреть?

– Какими вы будете через год. Вставайте! – Сергей щёлкнул выключателем и встал рядом с мальчишками.

⠀В зеркале отражались мальчишки – вытянувшиеся и почему-то обросшие. А рядом он сам, тоже обросший, бледный с каким-то затравленным взглядом. Сергей обалдело смотрел в зеркало.

⠀– Ух, ты, здорово, – завопили мальчишки. – А через два года что будет? Можно посмотреть?

Сергей переключил рычажок. Сашка и Пашка вытянулись ещё больше и были такими же лохматыми. Рукава рубашек были коротки обоим. Похудели. Сергей перевел глаза на своё отражение. Он выглядел ужасно. Худой, взъерошенный, с потухшим взглядом. Что там случилось через два года?

– Ну что тут у вас? – в спальню вошла Аня.

– Мам, мам, мы тут в будущее смотрим, иди сюда!

Аня подошла к зеркалу и заглянула в него. Она увидела своих лохматых мальчишек и бледного мужа. Но не увидела себя.

– Что за шутки? Я-то где? Эй, Серый, тебе китайцы зеркало точно бракованное подсунули!

И осеклась. На муже лица не было. Аня обернулась к зеркалу. Вот мальчишки. Вот муж. Её по-прежнему не было.

– Это когда? – Голос внезапно охрип.

– Через два года.

– А что там через год?

Сергей щёлкнул рычажком. Через год Аня была. Краше в гроб кладут. Под глазами синяки, исхудавшая, с землистым лицом. Все молчали, даже мальчишки затихли.

– Я заболела и умерла.

– Ань, ты что? Веришь дурацкому китайскому зеркалу.

Но по его лицу Аня поняла, что он тоже верит.

Аня решительно открыла шкаф и сняла с плечиков платье.

– Ты куда?

– К врачу!

⠀

Позади были месяцы обследований и полгода лечения. Сергей привез Аню из больницы домой. Её тощая кудлатая команда прыгала от радости в прихожей:

– Мам, ура!

– Мам, мы картошки пожарили, пойдем есть!

Аня вытерла слёзы:

– Подождите. Пойдем в спальню!

Они встали перед зеркалом.

– Серый, включай!

Сергей щёлкнул рычажок на цифру 1. Аня была.

– Дальше!

Через два года тоже была. Аня выдохнула и принялась разглядывать сыновей. Веселые румяные моськи. Перевела взгляд на мужа. Тоже хорош, ремень на джинсах на последней дырочке. Пора худеть, Серега!

Наконец, посмотрела на себя. На переносице морщинка наклёвывается. Больше никаких изменений.

– Ань, дальше смотрим?

– Нет, Серёж, выключай. Дальше как-нибудь потом, без вас посмотрю…

Аня обернулась к мужу и обняла его. Сашка-Пашка прилепились внизу, обхватили за ноги.

– Спасибо! – Слёзы снова хлынули по щекам.

Серёга бросился неловко вытирать их:

– Да ты что, Ань! За что спасибо-то?

– За дурацкое зеркало!

Александра Диордица

Рута, кряхтя встала с зелёного, оббитого тканью дивана, и шаркая тапочками направилась на кухню. Чайник давно закипел, и теперь обжигал горячим паром дно кухонной полки. Рута покачала головой, глядя на разбухшее дерево. Сделав себе чашку слабенького травяного чая, немолодая женщина вернулась в комнату и села в одно из двух стоящих рядом с диваном кресел. Телефон молчал. Рута вздохнув, покачала головой.

– И не позвонят. Не вздыхай. Дела у них, детки, работа…

Рута обернулась на голос и улыбнулась.

– Знаю, а все ж таки надеюсь.

Она поставила пустую чашку на стол, и снова уставилась на древний, дисковый аппарат.

…Рута и Йозеф познакомились сразу после войны. Она – семнадцатилетняя девчонка, настолько тощая, что казалась прозрачной. Он только вернулся в родную деревню, после победы. Почти сорокалетний мужчина, с орденами на груди и тремя тяжкими ранениями. Они как-то сразу приросли друг к другу, прикипели. И несмотря на разницу в возрасте, через год сыграли свадьбу.

Жизнь была тяжёлая, нищая, но влюблённые не унывали. Работали в колхозе, поднимали хозяйство. А затем и дети пошли, Риточка и Владик. Уж как счастлива была Рута в материнстве, да в семье, словами не передать! Мало таких женщин бывает, чтоб все дела домашние, бытовые, тяжёлые да выматывающие, с такой радостью выполнять. Утром встанут ребятишки, бывало, а мать им уж и калачей напекла, и пирог с бузиной сделала, а ведь солнце только-только над горизонтом объятия раскрыло, ещё и день толком не начался.

Так и жили дети да Йозеф, любовью Рутиной обласканные, обстиранные да наглаженные, вниманием с избытком зацелованные. Да только по всему вышло, что счастье недолгим было. По осени заболел Йозеф. Сельский доктор только руками разводил, не мог распознать, что за хворь с мужиком приключилась. Все на ранения списывал, травки советовал. А только угас муж Руты за два месяца, почернел и высох.

Рута как мужа похоронила, так и сама будто высохла. Сильно по родному человеку убивалась, думала сама с тоски зачахнет, да дети не дали, отвлекли. Сначала Рита, характером совсем повредилась, всё мать винила в смерти папы, мол недоглядела. А затем и Владик с компанией дурной связался, самогон пить научился с ребятами, и это в четырнадцать-то лет!

Рута взяла себя в руки. Все время, что после колхоза оставалось, с детьми проводила, разговоры разговаривала. Объясняла, втолковывала. Баловала, как могла. Одной, да без мужа в те времена остаться, ой как тяжко, а Рута сдюжила. И хозяйство вела, и детей чем могла радовала. То из платья своего единственного, в котором замуж за Йозефа пошла, костюмчик Рите перешьет, на дискотеки с подружками бегать. То корову продаст, чтоб мотоцикл сыну купить. Уж больно просил.

А потом, деревню сносить задумали, и дали семье, за дом пятистенок, да участок с садом, квартиру двухкомнатную, в новом доме. Клетушку почти.