Мартти Ларни - Современная финская новелла

Прошлой ночью я бродила по сопкам с одним человеком. В краю, где никогда не бывала, с человеком, которого никогда не видала. Все это происходило только в моем воображении, после того как я прочитала рукопись в шестнадцать страниц, легла спать и не смогла уснуть.

Днем один товарищ принес мне эти листы. Он нашел их, конаясь в каких-то собранных после войны архивах, прочитал и загорелся. «Вот тебе сюжет», — сказал он.

Я всегда пугаюсь, когда мне предлагают темы, чтобы писать на них. Существует множество тем, к которым следовало бы обратиться. Жизни тысяч людей дали бы сюжет для романов, особенно жизнь рабочих, участников классовых битв, для которых просто необходим летописец.

То, что уместилось на этих шестнадцати страницах, исписанных крупным почерком рабочего человека, действительно дает возможность создать целый роман. Я не взялась бы за такую работу без глубокого предварительного изучения материала, пока мне малоизвестного. К тому же я вообще чувствую себя бессильной. Но в эту ночь я легла спать счастливая от сознания, что среди финских трудящихся были люди, делавшие то, что должны были делать все, что многие хотели бы делать, но не решались или не могли.

Имя и адрес этого человека обозначены на первой странице, но адрес изменился, а товарищ, принесший рукопись, не знал, где находится автор и чем занимается. Пишущий ничего не рассказывает о себе, не философствует, не распускает слюни, не преувеличивает, но, наверное, именно поэтому его суровая повесть так ясно отражает некоторые особенности характера, его натуры: четкость мышления, решительность, активность, идейную непоколебимость, человечность и чувство юмора, не покидавшее его даже в самых сложных ситуациях.

Эта рукопись настолько великолепная основа для романа, что было бы жаль публиковать ее просто в качестве документа. Но кто бы ни написал по ней роман в будущем, я не могу удержаться от того, чтобы не рассказать хотя бы немного о тех скитаниях, в которые незнакомец увлек меня против моей воли.

Этот северный лесоруб, — складывается впечатление, что он именно лесоруб в полном смысле этого слова, — пришел из тундры к людям летом 1941 года, как раз во время мобилизации. Известие о войне было печальной новостью для человека, много недель ничего не слыхавшего о событиях в мире, не читавшего газет, ни с кем не разговаривавшего. Но одно он знал точно: он будет сражаться против фашизма. В рукописи ничего не говорится о том, как он провел почти два месяца в 33-м пехотном полку на фронте в Салла, но во всяком случае он уже в первые недели войны получил предметный урок обращения с ранеными русскими пленными. После того, как он стал свидетелем убийства двух раненых русских пленных по приказу штаба, он в августе перешел границу и присоединился к добровольным партизанским группам, которые регулярно проникали на территорию вражеских стран, в основном Норвегии и Финляндии.

Декабрьской ночью 1942 года немецкий патруль обнаружил на севере Финляндии человека, ехавшего в оленьей упряжке на восток. Немцы открыли огонь и начали преследование, закончившееся тем, что им достался мертвый олень и содержимое саней: снаряжение партизана, выполнявшего разведзадание, в частности, рация, финский солдатский мундир и запас продовольствия. Самому партизану удалось скрыться, и метель запорошила его следы.

А через девятнадцать суток после этого события на советской территории в деревню Нива, из которой были эвакуированы все жители, в баню, качаясь, забрел полумертвый оборванный человек в немецкой форме. Собрав последние силы, он сварил жидкую похлебку из обнаруженных в деревне остатков муки и переоделся в советскую форму. Дня через два советский патруль нашел его.

В течение девятнадцати дней партизан пробирался по лесам в сторону советской границы. У него был рюкзак, в котором он нес записи важных сведений, результаты удачного разведывательного похода, пистолет, литр спирта и ни крошки провизии. К пистолету прилагался двадцать один патрон, но по дороге партизан не встретил никакой живности, которую можно было бы застрелить и съесть, кроме стайки синиц. Он убил четырех синиц и одного дятла. Это произошло на седьмой день пути, когда он был уже настолько измучен, что из двадцати одной только пять пуль попало в цель.

После этого скудного обеда, на миг придавшего ему силы и энергию, одинокий человек продолжил свое странствие, о котором позже написал следующее:

«Силы мои, вернувшиеся на мгновение, опять начали убывать. По ночам я спал на костре, который разводил, поджигая большой пень, и этого, как правило, хватало на всю ночь. Я и раньше неоднократно ночевал на кострищах, так что это дело было для меня привычное. И все же одежда моя превратилась в кучу обгорелых тряпок, а на теле появились ожоги, о которых и поныне напоминают мне шрамы. Не хотел бы я снова пережить те дни, когда я, голодный, в лохмотьях, тащился по беспросветной глухомани. Я так ослаб, что, пройдя по снегу не более 50—100 метров, был вынужден садиться отдыхать. Я уже не мог вспомнить, как долго нахожусь в пути. Иногда мне казалось, что я никогда и нигде больше не был, а всю жизнь полз вперед по этому снегу и нескончаемой тундре. Я уже не верил, что выживу, но мне хотелось добраться хотя бы до местности, где бывали красноармейские патрули, и оставить свой рюкзак с важными материалами там, где советские солдаты могли его обнаружить.

После каждой передышки я заставлял себя вставать, хотя уже не знал зачем. С одной стороны, я был уверен, что скоро умру — для чего же зря мучиться? Если останешься здесь отдыхать, чувство голода пройдет, и погрузишься в спокойный глубокий сон. Но с другой стороны, — думал я, — если смерть неизбежна, не важно, промучаюсь я больше или меньше, ибо после нее мне уже будет все равно. Меня гнало вперед желание доставить содержимое рюкзака русским. Поэтому я упорно тащился вперед, падал в снег и вставал снова. Ел оставшиеся на ветках листья березы, ягоды можжевельника, хвою и даже сосновую кору. Если бы я нашел любую, самую отвратительную падаль, то наверняка съел бы и ее, побуждаемый инстинктом самосохранения, поскольку уже не испытывал чувства голода».

Однажды вечером этот человек прибыл на сожженную советскую пограничную заставу и побрел дальше по дороге, которую, как потом выяснилось, проторили уже дважды выезжавшие ему навстречу отряды на оленьих упряжках. Он не представлял себе, насколько опоздал к назначенному сроку, не знал, что против его имени стоят страшные слова: «Не вернулся с задания».