Мартти Ларни - Современная финская новелла

— Почему ты ругаешься?

— Так просто. Это у меня такая глупая привычка.

Они уставились каждый на свой поплавок. В эту минуту девочка напоминала взрослого человека, обремененного заботами.

Когда загудел заводской гудок, девочка подняла голову.

— Ну, тебе пора идти.

— Совсем не нужно. Завод во мне больше не нуждается, так же как и я в нем. Ты понимаешь?

— Ты получил расчет? — Девочка произнесла слово «расчет» так серьезно и не по годам рассудительно, что человек засмеялся.

— Да ты… да ты настоящая взрослая тетка! Вот именно, как раз расчет-то я и получил. Сколько же тебе? Десять? Хм! — Трепещущий окунь упал в жестяной бидон.

— Уже хватит на суп, — сказала девочка. — Но, конечно, суп мне надоел. — Она сделала гримасу. — А ты завтра придешь?

— Нет. Я ухожу из города.

— Куда?

Мужчина широко повел рукой.

— Куда-нибудь. На проселочную дорогу. В деревню.

Девочка понимающе кивнула:

— Искать работу. А если не найдешь, на что будешь жить?

— Разве ты не знаешь, что я могу жить ветром и травой?

— Опять обманываешь… Я бы тоже хотела уйти.

— Пойдем вместе. — Глаза его сузились в веселые щелочки. — Если устанешь, можешь ехать верхом у меня на плечах.

На мгновение в глазах девочки отразилось воодушевление. Но тут же она снова стала серьезной и рассудительной.

— Ты смеешься, — сказала она. — Я бы, может, и пошла, но надо быть дома. — Она сжала губы и уставилась на поплавок.

Человек опять засмеялся, но вдруг осекся.

— Ах, черт побери, черт побери! — пробормотал он.

— Не ругайся, — сказала девочка с укором. — Хватит пока рыбы. — Она вытащила леску из воды и стала сматывать удочку.

Они вместе дошли до тропинки, поднимавшейся к дому. Девочка остановилась и протянула руку.

— Ну, пока, — сказала она. — Спасибо за рыбу.

— Ты не хочешь взять мою удочку? — спросил мужчина.

— Анни могла бы ловить ею, — сказала девочка, окидывая удочку критическим взглядом; затем она, до смешного маленькая, зашагала к дому — удочки на левом плече, бидон и банка с червями в правой руке.

Человек смотрел ей вслед, пока она не подошла к воротам. Там девочка обернулась и кивнула еще раз. Он помахал рукой, подтянул брюки и направился, посвистывая, к черной от каменного угля дороге.

На улице было еще совсем темно. Но, просыпаясь, она ясно чувствовала, что уже наступило утро. В комнате стоял холод, как в погребе. Одна из девочек кашляла во сне.

Опять начинался день, похожий на вчерашний и, конечно, на завтрашний. Она села и высунула ноги из-под одеяла. С пола тянуло зыбкой сыростью, ледяные струйки побежали от ступней по всему телу. В эту зиму стояли небывалые морозы, снега выпало больше, чем когда-либо раньше.

Она ощупью натянула в темноте чулки. Соприкасаясь с еще теплой кожей, они тоже казались ледяными. Потом она встала, потягиваясь, и пошла зажечь свет. Как всегда утром, обвела взглядом другие кровати. Девочки спали, тесно прижавшись друг к дружке. На другой кровати спал Рейно с открытым ртом — при каждом выдохе поднималось облачко пара.

Вода в ведре замерзла. Она взяла палку и стала разбивать ледяную корку. Рейно проснулся от треска, поднял голову, поглядел мутными глазами и снова молниеносно заснул. Окоченелыми руками мать разожгла огонь в изразцовой печи. И ней неудобно варить, но что поделаешь? Кастрюля не давала хорошо разгореться огню, горький, терпкий дым выходил из печи и ел глаза. Она наклонилась подуть, лицо ее покрылось пеплом.

Растопив печь, она уперлась лбом в ее понемногу нагревавшуюся стенку и задремала. Шипение воды в кастрюле разбудило ее. Она насыпала чаю на дно белого фарфорового чайника, налила воды и стала готовить на краю стола завтрак. Руки машинально достали из шкафа четыре чашки, сахар, полбрикета маргарина и четыре ломтя хлеба. Дна из них она разломила пополам, намазала маргарином и отложила в сторону. Это возьмут с собой на завтрак Рейно и девочки. Два других ломтя они съедят дома.

Холодная ручка ножа постепенно нагревалась в руках женщины. «Только бы дотянуть до лета, тогда все было бы хорошо! Но вот эти морозы… Они хотят убить все живое…»

— Вставай! Уже двадцать пять минут седьмого! — Она похлопала Рейно по лбу.

— А? — Парнишка глупо вытаращил глаза, приподнял и тут же опустил голову на подушку.

— Ты слышишь? Вставай! Уже двадцать пять седьмого, — терпеливо повторила мать.

— Оставь меня в покое! — заворчал он и натянул одеяло на уши.

— Чай готов. Слышишь?

Понемногу паренек приходил в себя. Он поднялся и выпрыгнул из кровати на середину комнаты. Быстро натянул брюки и, вдохнув так, что под рубашкой четко обрисовались ребра, замахал руками.

— Эй, девчонки, поднимайтесь! — набросился Рейно на сестер.

— Не трогай! — раздалось жалобно, как из одного рта. — Дурак!

Брат дернул одеяло за край и стянул его.

— Ну, встанете?

— Не приставай к ним, ведь они и так кашляют, — сказала мать из-за стола. — Но лучше, если и они сейчас напьются чаю. Нет дров, чтобы снова кипятить…

Загудел соседний завод. Вначале, когда они только переехали сюда, в ушах всегда стоял звон от этого гудка.

— Половина седьмого, — сказала мать. — Можешь бежать. Смотри не обморозь уши.

— Если не бежать, так и вовсе замерзнешь…

Девочки, маленькие и печальные, сидели рядом, накрывшись одеялом, и дрожали. Чай сильно отдавал дымом.

Хлеб начал оттаивать в руках и пахнуть. Рейно быстро проглотил свой кусок и поглядел искоса на завтрак.

— Слушай, мать. Думаю, и половинки хватит с собой. А вторую я бы съел сейчас. Черт, как вкусно!

— Днем будет еще вкуснее. Но делай как хочешь.

Мать размазала маргарин на своем ломте и потихоньку положила в пакет с завтраком Рейно.

— Ну, пока! — Рейно исчез в двери; слышно было, как скрипели обледеневшие ступеньки, когда он спускался вниз.

Девочки, стуча зубами, оделись, поспорили из-за учебников и задолго до восьми отправились в школу. В школе было веселее и даже тепло. А в морозные дни они и в перемены не выходили из здания.

Мать осталась одна. Убрала комнату, сходила с салазками за водой к пожарному крану. Руки у нее совсем закоченели.

На это ушло утро. После полудня она пыталась шить, но пальцы мерзли, иголка все время скользила мимо. Она бросила шитье и стала смотреть из окна на улицу. Все вокруг было покрыто снегом и ярко сияло холодным блеском. Дома на улице казались цепью замерзших и застывших на месте живых существ.

Жена Сааринена, которая жила с мужем на кухне, постучала в дверь.

— И у вас, кажется, холодно. Старика всю ночь мучил ревматизм, утром он не хотел идти на работу. Нет, нечего ожидать от этой жизни. Замерзнешь до смерти. У вас есть кофе?