Мартти Ларни - Современная финская новелла

— Прощайте, до завтра. Я загляну к вам, проезжая мимо.

— Прощайте, доктор, обещайте только: никаких солдат…

Женщина долго стояла, глядела вслед удаляющейся машине до тех пор, пока та не стала крошечным жучком, затерявшимся среди красных крыш. Издали донесся звон колокола. Она вспомнила, как сверкал новый желтый портфель доктора.

Тучи громоздились наподобие всклокоченной овечьей шерсти. Косой дождь пролился на выступы скал. Скоро он достигнет сосен и придет сюда. Она услышала, как вышел старик.

— Это был доктор?

— Да.

— Что он сказал?

— Расспрашивал о всякой всячине.

Старик пошел в самый конец двора, чтобы закурить трубку. Дождь уже бил по деревьям, и первые капли упали на щеку. Подойдя к женщине вплотную, старик спросил обеспокоенно:

— Они пойдут за ним?

— Наверное, завтра.

— Он не уходил, пока мы не управились с уборкой, — сказал он. — Словно знал, что пойдет дождь и ничего больше уже не придется делать.

— Я завтра должна уйти в горы, — сказала женщина.

— Горы нельзя ненавидеть. Им все равно. Стоят себе — и все тут.

Ветер свирепствовал. Тучи обрушивались на горы, точно разъяренные быки ударяли хвостами, бодались, оставляя клочья облаков среди сосен. Величественное, страшное зрелище! «Страшнее не придумаешь», — решила женщина.

— Ты закроешь потом дверь? — спросил старик.

— Я запру ее на засов.

Старик вошел в дом. Дождь обрушился на женщину, хлестал по лицу, волосам, одежде, словно холодные пальцы скользили по ее телу и потом сжимали до боли. Она поняла, что ждала этого ливня целый день.

Она расстегнула ворот платья, чтобы охладить разгоряченное тело.

— Деньги! — потребовал одетый в серую куртку из грубого сукна тощий мужик и толкнул стоящего в реке человека глубже в воду. Тот поскользнулся на камнях, чуть не упал, но удержал равновесие. Теперь вода доходила ему до пояса.

Руки у него были связаны за спиной, между локтей засунута толстая палка.

Позади скалы грохотал порог. Впереди раскинулось исхлестанное ветром большое озеро с островом. Множество птиц опустилось там на голые ветви берез.

Старик, который сидел на прибрежном камне с трубкой в зубах, оживился.

— На деревья садятся, — возвестил он и указал черенком трубки на березу с тетеревами. — Пострелять, что ли, утречком из лодки?

— Ветрище-то эвон какой, и близко не подплывешь, — заметил злым визгливым голосом паренек, сидевший на корточках тут же в песке. Парень знал, что если они отправятся охотиться с лодки, ему придется грести. Старшие будут стрелять, а он греби себе, пока не натрешь ладони до волдырей.

— Говори, черт, где деньги схоронил, а то женилку совсем застудишь, — хохотнул мужик в серой куртке и ткнул стоящего в воде палкой в живот.

Тот молчал. На груди у него запеклась капавшая изо рта кровь. Один глаз заплыл, другой глядел на серого холодно, без выражения. Он был одет в рваную куртку, какие носят лесорубы, из-под нее виднелся линялый серый свитер, шапка сидела набекрень. Когда его били, она свалилась, потом ее нахлобучили кое-как. Морщинистое, в рубцах лицо, наполовину скрытое сильно отросшей густой бородой, казалось неестественно маленьким. Нос, когда-то свернутый на сторону, напоминал бесформенный комок глины. Большие уши будто подрагивали от сильных порывов ветра, налетавшего с озера.

— Слышь, говорят тебе, будешь опять арендатором, — сказал тот, что в серой куртке, и снова толкнул стоявшего в воде.

— Эй, Забавник, гляди не утопи его, — рявкнул старик с камня. — Дай еще разок по морде, небось язык-то развяжется. Чертово отродье!

Все трое — старик, парень и серый — одинаково длинные, тощие и косоглазые — отчаянно сквернословили. Губы у каждого из них отвисли, подбородки были срезаны на нет, длинные острые носы торчали почти под прямым углом. Маленькие головки придавали им сходство с навозными сойками.

Старика называли Весельчаком, а серого — его сына, рожденного, правда, служанкой, но узаконенного — Забавником. Это были Весельчак и Забавник. Малыша Калле, сына серого, в детство звали без всяких затей просто по имени, но после того как он, подобно отцу и деду, пристрастился к самогону и учинил первые скандалы на танцах в деревне, люди в шутку окрестили его Трезвенником. Так они и звались: Весельчак, Забавник и Трезвенник — святая троица с Кривого озера.

Хутор у них был большой, но запущенный. Послевоенная жизнь дарила столько радостей, что работать было некогда. Поместье составилось из трех смежных участков, которые Весельчак приобрел в тридцать втором году при распродаже. Одного владельца — Вейкко Тийхонена сначала кое-куда свозили и так отделали, что после серьезного разговора с директором банка Вейкко счел наилучшим продать землю и исчезнуть. Вышеупомянутый директор самолично прибыл на раздел леса, и Весельчаку тоже достались на этом торге без малого сто гектаров.

Там, куда Весельчак возил людей на обработку, многие более робкие мужички добровольно отказывались от своих обременительных земель и купля-продажа с помощью директора банка совершалась согласно духу и букве закона.

После войны новые владельцы стали продавать лес и сдали землю арендатору. Человек, что стоял теперь в воде, появился на хуторе с зажатым в руке газетным объявлением и с семьей, разместившейся в телеге, которую тащила дряхлая как мир кляча.

— Я промаялся в армии семь лет и теперь хочу снова арендовать клочок земли, — сообщил прибывший.

В телеге сидело трое очень серьезных ребятишек и неохватной толщины баба, которая держала в объятиях швейную машину «Зингер». Другой мебели семейство не имело.

Весельчак был тогда под мухой и потому в хорошем настроении. Соглашение заключили тут же. Арендную плату назначили умеренную. Главное, чтобы поля были обработаны. А доход идет от леса. Благо деревьев в нем хватает.

Семью арендатора поселили в большой избе. Хозяева жили на новой половине, в шести больших, продуваемых сквозняками комнатах с красноватыми бревенчатыми стенами и белыми кафельными печами.

Когда арендатор стал получать по почте газету «Свободное слово», Весельчак посоветовал ему выписывать лучше «Известия Саво» — это-де настоящее чтение для солидных людей, к тому же она местная и намного толще. Арендатор будто и не слыхал. На том дело и кончилось. Весельчак не настаивал. Спьяну ему казалось, что мир день ото дня становится все лучше, потому что деньги никогда не доставались так легко, как нынче. Стоит только распорядиться — пометьте-ка, мол, стволы на продажу красной краской — и, немного погодя, деревья начинают сыпать ему деньги прямо на банковский счет. Последнее время Весельчак даже маркировку не ходил проверять — все доверил десятнику. Только пеньки потом забежит пересчитать.