Мартти Ларни - Современная финская новелла

— Сварил, — отвечал арендатор, — сварил. — Его голос прозвучал странно. Тело сотрясалось в ознобе — видно, от простуды поднялась температура.

— Схожу под горку опростаться, — сказал он хрипло. — Если за это время прилетят, скажи — никуда не делся.

Эса кивнул и помешал деревянной ложкой в котле. Арендатор скрылся за камнями и вышел на косогор. Он огляделся по сторонам, расстегнул штаны и достал сверток. Потом стал копать ямку, но из этого ничего не вышло — земля оказалась слишком твердой, ногти ломались. И тут его взгляд упал на черную дыру, зиявшую в дуплистом дереве. Это гнездо пестрой мухоловки. Хэннинен перевел дыхание и протолкнул сверток в дупло. Тот глухо шлепнулся где-то внизу.

Хэннинен спустил штаны до щиколоток и торопливо присел в кустах. Желудок был расстроен.

Немного погодя он вернулся к костру, вымыл в пороге руки и подсел к огню обсушиться.

— Пошарь-ка еще в своем мешке, — попросил он Эса.

Тот порылся и вытащил вторую бутылку магазинной водки.

— Дело-то, вишь, такое, — сказал арендатор, — когда зерно в мешке, а мешок в амбаре, так пускай кто угодно является, хоть нечистая сила.

— Бедняку хорошо, — согласился Эса и протянул арендатору бутылку, чтобы тот ее откупорил, — заниматься… частным предпринимательством… в свободной стране.

Он проснулся утром и по звяканью раскачиваемой ветром телевизионной антенны сразу понял, какая на улице погода. Морозец больше десяти градусов, — говорил скрип тяжелой антенны, прилаженной к дымовой трубе частного дома. Ветер, видно, довольно сильный, а на открытых местах пронзительный. В комнате тоже холодно. Вечером, ложась спать, он перекрыл батарею, хотя — кали сколько хочешь — на плате за жилье это не отражается. Теперь он босиком проковылял к батарее, включил ее, потом осторожно, стараясь не наступать на всю подошву, вернулся и присел на край постели, надел рубашку, быстро натянул свитер. Сразу стало тепло, и он на минутку замер, не зная, чем бы сегодня заняться. Ничего не придумав, он оделся окончательно.

Хотя хозяева спали в другом конце дома, он, по старой привычке, передвигался бесшумно: сварил себе кофе, достал из-за окна банку с молоком и масленку, поискал колбасу. «Не забыл ли я с вечера убрать ее на холод?» — думал он, накрывая на стол, и только тут вспомнил, что перед сном впустил к себе хозяйского пса, когда тот начал скрестись в дверь, и скормил ему остаток колбасы.

Так как выключатель на лестнице слишком громко щелкал, старик купил электрический фонарик. Он спустился, освещая себе дорогу. Восьмая ступенька сверху обычно скрипела, и он на нее не наступал. Пес ждал внизу, радостно виляя хвостом. Старик приветствовал его шепотом: «На улицу хочешь?» Газеты лежали в ящике. Хозяйские, как обычно, он положил на телефонный столик, взял свои, но, прежде чем подняться к себе, погладил льнущую к ногам собаку и сказал: «Бедняги мы с тобой…» А потом задумался над этими словами, возвращаясь наверх.

В комнате старик тяжело вздохнул. Его нередко спрашивали, как он сумел сохранить хорошее зрение до такого возраста — ведь ему даже очки не нужны. Он налил кофе в чашку, развернул газету и, бегло просматривая первую полосу, вспомнил свой ответ: благодаря морковке. На третьей странице новый универсам крупными буквами рекламировал снижение цен. Осенью, пока было сухо, он туда наведался. «А ну, пенсионеры, не зевайте!» — сказал ему кто-то в толчее. Он купил десять килограмм сахару, взвалил на плечо и притащил домой. Хозяйка побранила его: зачем он носит такие тяжести, а потом упрекнула — почему не сказал ей о такой дешевизне, они бы вместе съездили на их машине.

Она отправилась в магазин одна, но там ей ответили, что дешевая распродажа уже кончилась и, как ему показалось, она рассердилась на него за то, что попала в неловкое положение. «Люди находят время о себе позаботиться», — мимоходом обронила она, и старик решил, что постарается держаться совсем незаметно. Так ведь не позволили. Через несколько дней его пригласили на субботний кофе и усадили смотреть телевизор. Никогда этих людей не поймешь. Однажды, только что войдя с улицы, он ответил на телефонный звонок — дома тогда никого не было — и потом передал то, о чем его просили. Хозяйка стала его поучать: «Будь добр, Калле, отвечай так: „Дом Салоненов“, а потом попроси позвонить позднее». «Я не малолетний», — подумал он и больше ни разу не подходил к телефону.

Когда часы показали ровно шесть, старик снова спустился вниз, на этот раз в пальто. Собака узнала его шаги и нетерпеливо повизгивала. Шепотом успокаивая ее, он снял с уже привычного гвоздя поводок, закрыл за собой внутреннюю дверь и в холодной темной прихожей долго возился с наружной. Замок от мороза застыл, но в конце концов он все-таки поддался. Крыльцо с ночи замело снегом, и на нем отчетливо виднелись шаги почтальона. Старик привязал собаку к воротам и подмел ступеньки. «Теперь можно идти», — сказал он псу и прислонил метлу к стене.

Наконец время подошло к половине девятого, двери магазинов открылись, и Калле побрел к центру города. В ближайшие кварталы проводили центральное отопление и раскопали всю улицу. Вьющаяся по краям траншеи неровная тропинка была скользкой, и Калле — человек осмотрительный — двигался с опаской, чтобы не упасть; если что-нибудь сломаешь в этом возрасте, долго придется валяться в постели. На углу через траншею были перекинуты мостки, скрипевшие от мороза. Потом Калле увидел огромную землечерпалку. Она стояла без дела. На косогоре застыли другие такие же чудовища и железная коричневая подсобка, но людей нигде не было. Калле смотрел и думал: «Дождались зимы, чтобы начать работу, так вот оно и получается». На прошлой неделе три дня без перерыва валил снег, потом грянул мороз, а теперь машины стоят без дела и всюду нетронутый белый покров. Калле свернул на ровную поперечную улицу, и походка его изменилась — он будто стал моложе. Несмотря на резкий ветер, было не холодно. Если ногам тепло, холод вообще не берет. А уж если ноги застыли, как ни одевайся, все равно замерзнешь.

Следующая улица была более оживленной, на ней убрали снег, и они казалась шире. Калле опять повернул за угол. Навстречу ехала машина. Далеко впереди шли два соседа, его ровесники, с которыми он был едва знаком — оба с продуктовыми сумками. А он не догадался завести такую, дома-то ведь раньше женщины и ребятишки заботились о покупках; шагая за мужчинами, Калле почувствовал, что начинает нервничать, а по мере того, как им завладевали обычные теперь мысли, плохое настроение стало превращаться просто в физическую усталость. Ведь еще летом все было так хорошо… еще в августе… Погруженный в эти думы, он машинально свернул еще раз, приближаясь к центру.