Осаму Дадзай - Современная японская новелла 1945–1978

— Что вы будете делать, когда вернетесь в Америку? Поступите в институт? — спросила я Роуза.

— Да ну его, институт!.. Я — парикмахер… — ответил он.

— А чем занимается капитан Линч? Дома, в Америке?

— Он тоже парикмахер. И к тому же в том же городе Остин, что я… Хорошая профессия — парикмахер! — Он улыбнулся, впрочем, правильнее было бы сказать — снисходительно усмехнулся, потому что, несмотря на молодость, держит себя как старший.

— Вам, наверное, было обидно… Когда капитан Линч так с вами обошелся…

— Да нет, чего уж… Он парикмахер, и я парикмахер… — нараспев беспечно произнес парень.

— А все же нехороший вы, Роуз-сан! Говорят, вы водили к себе девиц… Фу, как это грязно! — сказала я, скорчив гримасу.

— Да мы ничего плохого не делали! Ели вдвоем пирожные, изюм, пончики, шоколад… И больше ничего, право!

Мне вдруг вспомнилось, как в прошлом году, когда я еще училась, мы с подругами ездили в кемпинг, на плато Сига. Заведовал кемпингом один студент, — он там подрабатывал на учебу, — очень славный парнишка, ему еще очень шла соломенная шляпа… Помню, на мусорном ящике он сделал надпись: «Дом Шиллера, Ницше и Гёте…» Так вот он с большим удовольствием ел пирожные, которыми мы его угощали, и потом вполне серьезно сказал нам: «Главная причина тоски по родине — отсутствие сладкого!»

Отчего это Роуз-сан так любит лакомиться сладким в обществе веселых девиц? Пожалуй, у этого юнца и в самом деле еще не обсохло молоко на губах. Но как бы то ни было, по сравнению с Сакагути-саном или Дзюн-тяном, Роуз-сан всегда удивительно весел и беззаботен, и это мне по душе.

В тот день после обеда опять случилось «ч. п.». Дзюн-тян и Кибэ-сан куда-то запропастились, Сакагути-сан тоже только на минутку заглянул в Бюро, бросил:

— Нами-тян, прошу вас, вы тут подежурьте, а я пойду немножко займусь вытьем…

«Заняться вытьем» означало, что Сакагути-сан идет в клуб, где в этот час ведет урок преподаватель пения, под руководством которого пожилые служащие разучивали классические арии из пьес «Но».

Когда все разошлись, Роуз-сан с превеликим удовольствием взялся за уборку в шкафу. Делал он это вовсе не из любви к порядку, а потому, что в шкафу хранился шоколад — премии детям за победу в разных играх и конкурсах. Роуз выискивал старые, подтаявшие или поломанные плитки с порванной оберткой и в огромном количестве отправлял их в собственный рот. Очевидно, в расчете на такую поживу он и занимался уборкой.

В это время зазвонил телефон. Звонили из вестибюля — прибыли воскресные газеты, приходите забрать…

— Ступайте, ступайте, вы — мужчина… — подтолкнула я Роуза. Он с кислой миной направился в вестибюль и вскоре вернулся в сопровождении боя, маленького добродушного паренька, работавшего при входе. Мурлыкая себе под нос «Песню об Эллен Келлер», бой вез тележку, доверху нагруженную газетами в желтых бумажных пакетах, а Роуз-сан шествовал рядом с пустыми руками. Очевидно, выходя из Бюро, он на свой риск забраковал несколько шоколадок, прихватил с собой и с их помощью подкупил парнишку-боя.

Мне хотелось плюнуть с досады, но делать было нечего, и я решила одна распаковать груз. Воскресные газеты присылали из Америки. Это были воскресные издания главных газет, они продавались у нас в Бюро по двадцать пять центов за экземпляр. Поэтому, когда прибывала почта, мы прежде всего раскладывали газеты на несколько стопок по названиям — «Чикаго трибюн», «Нью-Йорк таймс», «Бостон глоб» и так далее… При этом нужно было точно сосчитать количество экземпляров каждой газеты, иначе могла выйти изрядная неприятность, ведь счет шел на доллары.

Японцы даже представить себе не могут, до чего толст каждый такой воскресный выпуск! Сперва идут обычные для всякой газеты разделы — политика, экономика, потом специально предназначенные для женщин — моды, кулинария, уход за младенцами, потом комиксы для детей да плюс еще детективные повести, спорт, подборки фото, — одним словом, полный сервис на все, какие только возможно, темы. Такая газета, если сложить ее пополам, будет толщиной в женский журнал… А если прочесть ее от корки до корки, можно прелестно ухлопать на это целое воскресенье, так что не останется времени даже заштопать дырочку на чулке…

Убедившись, что, как обычно, имеется десять экземпляров каждой газеты, я положила их в шкаф, а на двери Бюро, снаружи, повесила объявление, извещавшее о прибытии воскресных газет.

Не прошло и десяти минут, как раздались шаги, покашливание, и в комнату тесной парочкой вошли военный китель и платье цвета крем.

Это был капитан Линч и та женщина. Не обращая ни малейшего внимания ни на меня, ни на Роуза, он подошел прямо к стойке и, оглянувшись на жену, вполне нормальным, человеческим тоном — для меня это была новость — сказал:

— Возьмем газету, да?..

Я подала им «Сан-Франциско кроникл» и «Бостон глоб», и супруги, как обезьяны, напавшие на морковку, стали азартно листать каждый свою газету.

— «Бостон глоб»! — сказал капитан, очевидно, любитель детективных историй, и, указав на газету, которую держал в руках, уже вытащил кошелек, чтобы уплатить деньги, но в это время супруга судорожным движением схватила его за руку и, повернувшись к нам, повелительным тоном заявила:

— Мы берем «Сан-Франциско кроникл»!

— Может быть, лучше все-таки «Бостон глоб»? — заискивающим тоном обращается капитан к жене.

— Нет, «Сан-Франциско кроникл»!

— Но здесь есть кое-что, что мне хочется прочитать…

У нее такой вид, будто она вовсе не слышит его слов. Быстро схватив понравившуюся ей газету и повелительным тоном бросив мужу: «Заплати!» — она вышла из комнаты, грациозно виляя задом.

Капитану было досадно, а я, принимая у него доллар и подавая семьдесят пять центов сдачи, прямо-таки ошарашена внезапно осенившим меня открытием, ибо я обнаружила, что в этих супругах, даже когда они ссорятся, есть нечто поразительно общее, гармоническое, а именно — ни он, ни она ни за что в жизни не скажут: «Давай купим обе газеты!»

Народ-победитель и… экономия двадцати пяти центов! Это сочетание достаточно забавляло меня известное время. Минуту назад, когда миссис Линч вошла в комнату, я прямо поразилась, насколько она изысканнее, чем, скажем, жена японского парикмахера… Но после недавней сцены невольно думаешь, перефразируя слова Роуза: «Парикмахер останется парикмахером, в какую бы страну ни приехал!..»

Тут я вспомнила, что не положила на место «Бостон глоб», от которой капитану пришлось с таким неудовольствием отказаться. На стойке газеты не оказалось, по другую сторону стойки она тоже вроде бы не упала… Решив, что, может быть, я машинально уже положила ее на место, я уткнулась с головой в шкаф и стала пересчитывать лежавшие на полке газеты, но, сколько ни считала, одного экземпляра явно недоставало.