Лилия Фонсека - Современная африканская новелла

— Я смотрю, твоя дочь уже заглядывается на мужчин.

— Так ей семнадцать лет. Она совсем женщина.

— И долго он у нас пробудет?

— Не знаю. Не поймешь этих образованных, не успеют приехать — и сразу рвутся обратно. Он говорит, что вот уж где деревня, так это у нас, и никак не может понять, почему здесь ложатся спать с петухами.

— Я слышала, в больших городах вообще не ложатся спать.

— Говорят, у них день начинается с ночи, а ночь — точно день, потому что везде горит электрический свет.

— Надо же!

Ребенок закашлял.

— Нехороший у него кашель.

— Да нет, ничего, простудился немного.

— Ну, тогда скоро пройдет.

— Ты его показывала знахарю?

— Я носила его к старому Тудзи, торговцу травами.

— Говорят, он многих вылечил.

— Ты должна снести ребенка к знахарю, пусть он заговорит его.

— Да, я схожу.

— Не знаю, поможет ли это при таком кашле.

— Нет-нет, я завтра же покажу его знахарю.

Ребенок все кашлял, но потом вдруг утих, успокоился. Все женщины смотрели на него, смотрели на мать и молчали.

Нехороший у него кашель. Очень нехороший.

Они ничего не сказали ей, но женщина и так знала, о чем они думают. У нее перехватило сердце. Она посмотрела на ребенка, потом перевела взгляд на своих спутниц. Но те уже заговорили о воре, который крал коз и которого поймали в Абломе. А вор оказался давнишним знакомым Атоба, который уже сидел в тюрьме в Кета за то, что украл шесть калабашей у одной женщины из Лагоса, когда та жала масло из семян дерева ши.

Прохладный ветер надувал паруса, рыбацкие лодки скользили по воде, мальчишки сетями вылавливали мелкую рыбешку, сейчас для нее было самое время. Помощник Атсу, парень лет шестнадцати с живыми озорными глазами, вдруг затянул похоронную песню. Атсу велел ему замолчать. Парень перестал петь, отвернулся. На берегу уже показались кокосовые пальмы и высокие здания, до лодки даже долетал шум города. Только бы сегодня был хороший рынок. Только бы сегодня был хороший рынок.

Ребенок спал на коленях матери.

— Ты бы закутала его поплотнее, ему вредно быть на таком ветру.

— Да, да, укрой его хорошенько.

Женщина сняла с себя шарф и заботливо укутала в него ребенка — ведь ему вредно быть на таком ветру.

Прошло уже шесть месяцев, с тех пор как умер ее муж. Однажды он пришел с поля и сказал, что у него болит голова, просто раскалывается. Она приготовила для него отвар акасу и вскипятила воды с листьями дерева нима. Всю ночь он стонал, ворочался с боку на бок. Женщина испугалась, побежала к старому Тудзи, который жил около Софе, и привела его. Когда она зажгла керосиновую лампу, они увидели, что муж спит. Старый Тудзи присел возле ее мужа, а она пошла к ребенку, потому что тот заплакал. А что, если ее муж умрет? Нет, боги не допустят! Они не должны этого допустить. А потом старый Тудзи вышел к ней на цыпочках и сказал, что ее муж умер. И с тех пор как она похоронила его (во время похорон плакальщики съели весь маис последнего урожая), женщина не снимает траура. И сейчас она в черном… А потом заболел ребенок, и предсказатель судьбы из тех мест, где живет ее мать, сказал, что она должна принести жертву семиглазому глиняному богу, который стоит за деревней Голова Духа. Только бы был хороший рынок. Пусть боги сделают так, чтобы рынок был хороший.

Родственники не одобряли этого выбора. Говорили, что ее жених — сын одного из богов и предназначен ему с самого рождения, потому что он единственный сын у своей матери и появился на свет после многих даров и жертвоприношений, преподнесенных богам Денте и Тигаре. Ему не суждено долго жить. Ее родители уже знали несколько подобных случаев. Но ее дед и бабка, родители матери, жившие в Тзиаме, не возражали против их брака, потому что, как они говорили, у ее жениха сильные руки и его амбар всегда полон зерна. Сама она очень любила его. По праздникам они оба били в барабан в деревенском оркестре. Там они и встретились впервые. Он был отличным танцором. И она была молодой и красивой, и груди у нее тогда были маленькие, крепкие, и на лице была красивая метка. Они прошли со своими барабанами по многим деревням, после того как закончили сев; дошли даже до Анлоги, там верховный вождь пожелал исполнить похоронный обряд в честь Агботы, одного из своих приближенных, мать которого пришла из деревни Голова Духа.

В тот год Луна закрыла Солнце, а люди говорят, что в такой год всегда случаются странные истории. Среди дня вдруг наступила ночь и куры кинулись на насест! Один старик говорил, что так же было и перед великой маниоковой войной, когда народ захватил большую английскую крепость в Кета, а Дженги Дзокото, который поднял всех на войну, стал правителем крепости, пока англичане обманом не заманили его на корабль и не увезли. А потом ему отрубили голову. В тот год и в самом деле случались странные вещи. Коза в Абломе родила козленка с шестью ногами, и старики зарезали его ночью в лесу под барабанный бой и заклинания. В тот же месяц вождя Адакпо нашли мертвым на его поле, рот Адакпо был полон пены. В тот месяц несколько молодых парней убежали в Аккру, чтобы завербоваться в армию, и среди них лучший барабанщик округи Кофи Дза. Вот родители и уговаривали ее не выходить замуж, потому что это был год не для свадеб. К тому же ее жених не принадлежал себе — он должен был быть принесен в дар богам. Но она никого не хотела слушать.

Лодка остановилась у причала. Женщины засуетились. Атсу собирал свои шестипенсовики. Женщины одна за другой выбирались на берег, переносили из лодки циновки, горшки, сахарный тростник.

Она привязала ребенка к себе за спину, положила циновки на голову и через ворота, выходящие к заливу, направилась на рынок, заплатив у входа три пенса.

В девять часов рынок уже шумел вовсю. Одни приплыли на лодках, другие приехали на грузовиках из соседних городков и деревень, и даже из таких дальних, как Хо, Хохое и Каджеби. Рынок гудел как улей. Женщины расхваливали свой товар, покупатели громко спорили, сбивали цены, и каждый норовил провести другого.

— Дорогу! Дорогу!

Это кричал мужчина с мешком маиса на спине. Он задел ее, и женщина едва удержалась на ногах. Если бы ей этот мешок маиса!

Она нашла свободное место, прямо на земле под открытым небом, потому что не могла позволить себе платить за место за прилавком, там всегда располагались толстухи, жены лавочников, приказчиков и католических священников, они продавали одежду и разные безделушки для белых. Женщина сняла с головы ношу, развязала веревки, вытащила одну циновку и села на нее.

Прошел час, женщина не продала ни одной циновки. Ребенок спал, и из его маленькой груди вырывались хриплые, прерывистые звуки. Женщина взглянула на него. Боги, сделайте так, чтобы рынок был хорошим! Ребенку нужно поесть, и сама она тоже должна есть. У нее в платке завязаны три пенса. Она купит на них малышу еды, но она должна подождать, пока не продаст хотя бы одну циновку. Нет сил ждать. Женщина плотнее укутала ребенка, взяла миску и повернулась к соседке: